КРИМИНОЛОГИЧЕСКИЙ СРЕЗ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ МУЛЬТИКУЛЬТУРАЛИЗМА

Статья опубликована, предлагаю pdf для удобства цитирования: Анисин А.Л. Криминологический срез теории и практики мультикультурализма // Юридическая наука и правоохранительная практика. - 2012. - № 4 (22). - С. 40-44.

​

Не секрет, что одной из болезненных проблем современного мира является резкий рост проявлений экстремизма. Конечно, любому явлению современности можно найти некий аналог в прошлом: в определенном смысле верны слова, что «нет ничего нового под солнцем». Однако нельзя не видеть и качественного своеобразия этой ситуации, как и многих других современных проблем. Так, например, наркотики, как и злоупотребление и торговля ими, известны уже многие века, если не тысячелетия, но наркомания и наркоторговля только в XX веке приобрели такой размах, что стали угрожать существованию народов, государств, да и человечества в целом. Терроризму и экстремизму также можно найти аналоги в истории, однако тот масштаб террористических угроз и экстремистских движений, который являет современный мир, очевидно беспрецедентен. Дело в том, что, в отличие от аналогичных явлений прошлого, современный экстремизм получает идеологическое обоснование.

Помимо традиционного анализа социальных, экономических, психологических детерминант преступного поведения, современная криминология должна учитывать также и идеологический фактор. Этот фактор связан со всеми перечисленными сферами жизни, но не сводится ни к одной из них. Механизм действия этого фактора также весьма специфичен. Прежде всего, идеологически детерминированный экстремизм не является уделом одиночек и маргиналов. Идейное обоснование экстремизма обуславливает существование целых террористических организаций, притом, – в отличие от «традиционной» организованной преступности, – преследующих политические интересы не в качестве побочного эффекта легализации криминальных авторитетов, а в качестве изначальных программных целей.

XX век прошел под знаком господства идеологий, и в XXI веке тенденция идеологизации жизни, видимо, сохраняется. Здесь тоже надо ясно понимать качественное отличие современной ситуации от ее аналогов в прошлом. Всегда были идейные разногласия между людьми, всегда можно было видеть в обществе различные группы, разделенные по интересам (классовым, национальным и т.д.), всегда происходили контакты культур, отличающихся друг от друга по мировоззренческим принципам. Но когда мы говорим об идеологизации жизни, о господстве идеологий, имеется в виду активное (а подчас и агрессивное) внедрение в массовое сознание неких идей с целью подчинить жизнь этим идеям. Идеология не возникает стихийно, она всегда есть продукт деятельности идеологов. Идеология, конечно, нуждается в соответствующей «почве», но она именно насаждается на эту почву, взращивается, и приносит плоды. Огромный ресурс для идеологической обработки сознания представляют собой средства массовой информации, определяющие лицо современной цивилизации. Развитие технологий, – как производственных, так и информационных, – задает, таким образом, общую тенденцию идеологизации жизни, а как следствие, – пространство для распространения экстремистских идеологий. Однако технологический прогресс и связанные с ним перемены в общественной жизни дают не только новые возможности для трансляции экстремизма, но и новую почву для него.

Развитие систем коммуникаций, – как транспортных, так и информационных, – привело к тому, что к концу XX века мир оказался насквозь ими пронизан. Напрашивается такая формулировка, – и она часто звучит, – что «мир стал единым». Однако эти поспешные заверения в единстве мирового сообщества не отражают реальности и не дают увидеть действительные причины современных проблем.

Во многом основу современного экстремизма и ксенофобии образует как раз наличие развитых коммуникаций при отсутствии настоящего человеческого единства. На протяжении всей истории был совершенно невозможен в том виде, в котором это происходит теперь, контакт между различными культурами. Этот контакт, во-первых, является очень интенсивным, быстрым и тесным: в течение нескольких часов человек из далекой страны может оказаться в совершенно иной культурной среде, чтобы через несколько месяцев, а то и раньше снова вернуться домой и вскоре снова уехать на заработки. Во-вторых, благодаря тем же коммуникациям, человек даже в чужой стране не теряет связи с родной культурой, оказывается более устойчив к ассимилирующему воздействию среды.

Кроме того, при всей своей интенсивности, межкультурные контакты диффузно распределены по социальному пространству. Эти контакты пронизывают все современное общество, не может существовать столь отдаленного места, которое было бы застраховано от возникновения инокультурных национальных или религиозных общин, или организаций финансируемых из-за рубежа. При этом то, что еще вчера воспринималось как вторжение чужеродных элементов, сегодня получает легитимацию в политической, экономической и культурной сфере. Негритянская музыка, еще недавно вызывавшая протесты пуристов, является главной основой современной музыкальной культуры. А после избрания Барака Обамы президентом США, возможно, уже недалек тот день, когда президентом Франции станет араб, канцлером Германии – турок, и мэром какого-нибудь крупного российского города – таджик. Таков, видимо, естественный ход жизни… Однако на практике этот «естественный ход» зачастую сопряжен с весьма болезненными явлениями.

Интенсивные межкультурные контакты зачастую продуцируют межнациональную напряженность и ксенофобию, которые образуют питательную почву для экстремистских настроений. При этом не единственной, может быть, но очень значимой причиной ксенофобии по отношению к «чужакам» является ксенофобия самих «чужаков». Если в традиционном и даже в индустриальном обществе человек, попавший в чуждую культурную среду, был вынужден принимать эти чужые правила игры, то в современном мире эта ситуация кардинально меняется. Теперь люди за тысячи километров от своей родины имеют реальную возможность жить «как дома», по своим культурным стандартам и при этом активно участвовать в жизни общества, чьи культурные стандарты они отрицают.

В мировой истории мы встречаем только один пример чего-то подобного. Евреи на протяжении многих веков, – уже не первое тысячелетие, – живут в рассеянии, но не ассимилируются, сохраняют дистанцию между собой и своим инокультурным окружением. Они сохраняют свою веру, обычаи, национальную идентичность, селясь компактно, практикуя эндогамные браки, всемерно поддерживая «своих». Такая обособленность евреев является и одной из значимых причин в генезисе антисемитских настроений. Эти настроения возникают, несмотря даже на то, что евреи совершенно не склонны кому бы то ни было навязывать свои социокультурные стандарты. Свой религиозно-бытовой уклад они воспринимают как предназначенный только для них самих и больше ни для кого. Что же говорить о других случаях, когда люди склонны не только верить в абсолютную истинность своей мировоззренческой системы (что, в принципе, вполне естественно), но и считать свои обычаи и правила этикета общезначимыми и общеобязательными. Убеждение в том, что люди иной культуры живут неправильно, не всегда порождает агрессию, – оно может выражаться в молчаливом недовольстве и изоляционизме, но социальная напряженность даже в такой скрытой форме несет в себе потенциальную опасность.

При разговоре о ксенофобии и проявлениях экстремизма в современном мире обычно имеется в виду ситуация, когда цивилизованные европейцы – хозяева, а пришлыми чужаками, живущими по-своему, являются различные «азиаты» – турки, арабы, китайцы. Проблемы, порождаемые обратной ситуацией, менее видны нам, но они существуют, и именно они положили начало развитию современной межкультурной напряженности. Началось все с того, что европейцы пришли во все уголки мира, продолжая повсюду жить по-европейски, и оказывая большое влияние на жизнь других культур. Этот процесс был назван «вторичной модернизацией», однако по своему существу он часто являлся активным разрушением национальных традиций и протекал достаточно конфликтно. В результате сложилась современная глобальная модель международных отношений, в которой все страны и народы оказались включены в единое пространство западных стандартов жизни. Правда, включены они оказались не на равных условиях: кому-то в этой системе мира отведена роль законодателей и распорядителей, а кому-то – поставщиков сырья и дешевой рабочей силы.

Однако в современном мире, несмотря на сохранение ведущих позиций в мировом процессе, европейская культура чем дальше, тем больше утрачивает свою силу и влияние. И речь не только о самой Европе, но и о Новом Свете, который аккумулировал в себе мощь европейской цивилизации. Соединенные Штаты Америки, которые объективно являются определяющей силой мировой финансовой и геополитической системы, также переживают один из глубочайших кризисов в своей истории. И причина этого кризиса кроется даже не столько в финансово-экономической сфере, – это кризис цивилизационный. Облик современности по-прежнему определяется так называемым цивилизованным миром, однако сам этот цивилизованный мир, возможно, уже не способен за себя постоять. Достижения цивилизации оборачиваются ныне против нее самой не только потому, что иногда они дают непредвиденные последствия, но и потому, что эти достижения оказываются в руках тех людей, которым чужды все ценности, лежащие в основании цивилизации.

Те проявления ксенофобии и экстремизма, которые угрожают современному миру, знаменуют собой даже не конфликт культур, а упадок цивилизации. Может быть и было в истории время, когда европейцы готовы были умирать за идеалы гуманизма и либеральной демократии, возможно, не до конца еще ушло то время, когда они готовы были умирать за родину. Но это время, по всей видимости, подходит к концу. Ослабевающий «цивилизованный человек» вытесняется с исторической арены. Распространение ксенофобии в современном цивилизованном обществе есть явный признак ослабления народного духа. Здоровый и крепкий народ, живущий на своей исконной территории, ксенофобии к чужакам не испытывает, она появляется тогда, когда возникает угроза существованию народа.

Среди тех сил, которые оттесняют европейскую цивилизацию, нет единства, – ни идейного, ни какого-либо другого. Однако можно выделить некоторые важные ценностные установки, которые определяют образ действий этих сил. Многим читателям, возможно, знакомо имя Хож-Ахмеда Нухаева, который, по мнению следственных органов, являлся основным заказчиком и организатором громкого убийства (9 июля 2004 года) главного редактора русской версии «Форбс» Пола Хлебникова. Впрочем, имеются определенные основания думать, что Нухаев погиб еще в феврале 2004 года вместе с Русланом Гелаевым в горах Дагестана [1][1]. «Послужной список» этого человека содержит и организацию чеченских преступных группировок в Москве, и политическую деятельность в руководстве Чечни при Дудаеве и Яндарбиеве, и участие в боевых действиях против федеральных сил во время первой чеченской кампании. В конце девяностых и начале двухтысячных годов, уже за пределами Чечни и вообще России, Хож-Ахмед Нухаев активно занялся исламским богословием, выпустил ряд книг и статей, в которых выступил теоретиком некоего «нового евразийского фундаментализма».

Та идеология, которую Нухаев провозглашает как исконное чеченское мировоззрение, в предельно острой форме выражает установки традиционализма – не только чеченского и не только исламского. Речь идет о противопоставлении всем ценностям цивилизации ценностей родового строя. Прежде всего, отвергается государство. Эта мысль звучит в его известной работе «Давид и Голиаф, или российско-чеченская война глазами варвара», также она развивается в статье «Виртуальность государства и путь к возрождению». Нухаев начинает: «Государство реально как историческое явление, принесшее и продолжающее приносить реальные бедствия человечеству и окружающей среде; бедствия, чья масштабность возрастает в ужасающих размерах с каждой новой эпохой развития цивилизации. В то же время, являясь системой искаженных мыслительных стереотипов и соответствующих им искажений межчеловеческих отношений, государство в прямом смысле слова – виртуальность» [2][2]. Указав на этимологию слова «государство» от «государь, господарь» и санскритского слова jaspatis, которое означает «главу семьи», «патриарха», он заканчивает первый абзац тем, что «если бы "государство" было тем, чем оно должно быть по своему смысловому содержанию, если все вещи соответствовали своим именам, мы имели бы дело с кровнородственной общиной, возглавляющейся патриархом, и с народом, как стройной иерархией вырастающих на общинной базе родов и племен» [2][3].

Далеко не все силы, противостоящие европейской цивилизации, имеют такой антигосударственный настрой. Исламский фундаментализм, например, ориентирован на создание «исламского государства» с «шариатским правопорядком». Однако, по существу, такое государство и такой правопорядок являются только чуть более формально организованным родовым строем. Когда говорят о силе ислама как о факторе европейской и мировой политики, подразумевают, в первую очередь, вовсе не особые качества религиозной традиции ислама, а те патриархальные устои жизни, которые сохраняются народами, исповедующими ислам. Ислам силен и привлекателен тем, чем сильна и привлекательна вообще всякая традиционная культура. В исламе людей привлекает, прежде всего, не его религиозная доктрина, а традиционалистские устои народной культуры. Эти устои не были чужды и «старой доброй Европе», и «святой Руси». Ныне эти устои практически ушли из жизни цивилизованного мира, а мусульманские народы в силу многих причин более консервативно удерживают традиционалистскую ориентацию культуры.

Западно-либеральная модель устройства жизни, размывающая традиционные нормы и понятия, воспринимается такой культурой как зараза. Обособление от жизненных стандартов европейской цивилизации и активное противодействие этим стандартам искренне воспринимается многими как отстаивание святынь и противодействие злу. Зачастую именно это обстоятельство оправдывает в глазах этих людей даже откровенно преступную деятельность. Землячества создаются как островки «нормальной» жизни в противовес окружающему цивилизованному разврату, а затем делаются базой для преступных формирований по национальному признаку. Именно с этого начиналась и деятельность упомянутого уже Хож-Ахмеда Нухаева.

Таким образом, и ксенофобия, и экстремизм в современном мире имеют в качестве первостепенной причины духовный кризис европейской цивилизации. Переход от традиционного общества к индустриальному и постиндустриальному обеспечил западной модели жизни лидирующие позиции в мире. Однако разрушение традиционной системы ценностей, происходящее в современном цивилизованном мире, означает не переход в некую новую эру существования человечества, – оно означает самоуничтожение человечества. Вслед за «смертью Бога», возвещенной Ф. Ницше, наступает «смерть человека» (М. Фуко) [3][4]. Экстремистские идеологии являются болезненной реакцией на этот антропологический кризис, их распространение – закономерный итог развития технологизированного и бездуховного общества потребления.

В рамках кризиса современной цивилизации и, соответственно, в контексте противодействия экстремистским идеологиям Россия занимает весьма специфическое место. С одной стороны, она, несомненно, принадлежит к культурному пространству Европы, имеет общую с ней цивилизационную модель и едва ли не в большей степени, чем Запад, испытала все негативные последствия кризиса этой модели. Большевистский террор, имевший как внутреннюю, так и внешнюю направленность, в качестве примера экстремизма, пожалуй, беспрецедентен в мировой истории. Разве что коммунистические режимы Востока могут быть в некотором отношении поставлены рядом. Однако, с другой стороны, Россия всегда демонстрировала и до сих пор имеет существенные отличия от Европы именно в том, что касается национального менталитета и духовной культуры. В силу этих особенностей культурной парадигмы российская действительность на фоне упомянутого радикализма исторических процессов в большей степени сохранила традиционную систему ценностей и, как следствие, имеет больший потенциал в противодействии как духовному цивилизационному кризису, так и распространению экстремистских идеологий.

Слова о «духовном возрождении России» за последние годы и десятилетия от частого употребления сильно обесценились, однако другого пути противодействия названным угрозам не существует. Только вместо возвышенных разговоров о «духовности» следует перейти на более практический уровень. У обеих конфликтующих в цивилизационном кризисе сторон, помимо заблуждений, есть и своя правда. Правда европейской культуры заключается в провозглашении ценностей личности, свободы и творческого преображения мира (как бы ни был искажен смысл этих понятий в современной западной культуре). А правда «тех, кто нас не любит», заключается в том, что «русские в Бога не верят и матом ругаются», то есть отвергают и втаптывают в грязь все, на чем держится нормальная нравственная жизнь человека.

Стоит вспомнить, что часто упоминаемые, но мало кому из современных людей знакомые Десять заповедей были даны на двух каменных плитах: четыре заповеди первой скрижали определяют отношение человека к Богу, а шесть заповедей второй скрижали – отношения людей. Открывается первая скрижаль заповедью о почитании единого Бога, а вторая – заповедью о почитании родителей. На этом двуедином фундаменте традиционно держится жизнь человека, и тот, кто разрушает этот фундамент, не может иметь никакого извинения в глазах традиционалиста. Традиционалист может с уважением принять тот факт, что у кого-то другая вера, и другие семейные устои, но отсутствие веры и отсутствие устоев вызывает в лучшем случае презрение, а порой и ненависть.

Только ориентация на традиционные ценностные основы жизни может дать шанс на победу в борьбе с ксенофобией и распространением экстремистских идеологий. В актуализации нуждаются не ушедшие в прошлое внешние формы, а вечные и непреходящие ценностные ориентиры: вера и совесть, труд и взаимное уважение, общая историческая память.

 

Источники

 

[1] Казбек Цураев, Султан Абубакаров. «Варвар» мстит из могилы. – Чеченское общество. – № 12 (50). – 21.06.2005.

 

[2] Нухаев Х.-А. Виртуальность государства и путь к возрождению // Анарх.Ру [сайт]. URL: http://www.anarh.ru/anarch/3/noukhaev1.htm (дата обращения: 10.06.2012).

 

[3] Там же.

 

[4] Cotier G. Der Tod des Menschen. Eine Studie uber Michel Foucaults Werk// Veranderungen im Menschenbild: Divergenzen der modemen Anthropologie. Freiburg, Munchen, Verlag Karl Alber, 1987. ss. 251-274.