«ИСЛАМСКОЕ ГОСУДАРСТВО»: РЕЛИГИОЗНЫЙ ИДЕАЛ И ТЕРРОРИСТИЧЕСКИЙ ЛОЗУНГ

Статья опубликована. В процессе подготовки к публикации были внесены некоторые косметические редакционные поправки. Для удобства цитирования предлагаю pdf: Анисин А.Л. «ИСЛАМСКОЕ ГОСУДАРСТВО»: ДУХОВНО-ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ НАПРАВЛЕНИЯ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ // Юридическая наука и правоохранительная практика. 2016. № 1 (35). С. 8-18.

​

Террористическая угроза давно уже и прочно заняла одно из ведущих мест в мировой повестке дня. И на сегодняшний момент эта угроза стала без всякого преувеличения всеобщей. Террористические акты в современном мире – это уже не отдельные эксцессы, это страшная повседневность. Террористы сегодня – это не просто чужие для нас сумасшедшие фанатики, это, зачастую, те люди, которые еще вчера жили с нами рядом. Нынешние террористические организации – это не просто кучки отщепенцев, они имеют мощную финансовую подпитку, инфраструктуру, средства массовой информации, координационные центры и уже претендуют на государственный статус. Все это ставит перед нами серьезные проблемы не только практического, но и теоретического плана. Необходимо, прежде всего, понять истоки той мощи, которую терроризм приобрел в современном мире, притом истоки не только геополитические и социально-экономические, но и духовные, и идеологические его истоки.

Ни для кого не секрет то, что экстремизм и терроризм, распространяющийся в мире, очень часто связан с апелляцией к исламу. Эту связь в большинстве случаев старательно затушевывают, как на уровне официальных текстов, так и на уровне текстов научных, повторяя, как заклинания, в целом правильные слова о том, что преступники есть в любой культуре, что терроризм не имеет национальности, что ни одна религия не учит терроризму. Слова это правильные в целом, и, тем не менее, факт остается фактом: террористов, которые обосновывают свой терроризм ссылками на своеобразно понимаемый ислам, – достаточно много, а вот террористов, которые оправдывали бы террористические действия ссылками на христианство, буддизм или иудаизм, – практически не существует. Даже тот лозунг, который иногда признавался экстремистским, «Православие или смерть», таковым, конечно, не является (просто слово «смерть» людей пугает), означая готовность оставаться верным православию даже под угрозой смерти (исходящей от тех же исламских фундаменталистов). Никто не убивает массово людей ни «во имя православия», ни «во имя Будды», ни «во имя Торы», – по крайней мере, в современном мире. Речь в этих религиозных традициях может идти о защите святынь, но никак не об убийстве как заслуге во имя веры. Тема убийства во имя веры возникает и развивается в случае религиозного изуверства (эта тема рассмотрена нами в другой статье [1]), почвой для которого может выступать практически любая религиозная традиция. И вот, как выясняется, явления подобного рода активно возникают именно на почве ислама.

Нельзя не отметить, что исламский экстремизм и терроризм является во многом произведением и инструментом западной геополитики. Сам тот человек, имя которого стало нарицательным, обозначив собой террористическое извращение ислама, – Мухаммад ибн Абд аль-Ваххаб, – стоял у истоков политического движения, которое привело к выходу территории будущей Саудовской Аравии из-под влияния Османской империи и постепенному переходу ее под контроль Великобритании. Некоторые историки склонны даже считать этого проповедника английским шпионом. Трудно сказать, состоял ли Мухаммад ибн Абд аль-Ваххаб прямо на содержании английской короны, или же его использовали «втемную», но интересы Британской империи были соблюдены наилучшим образом. А окончательно государственный суверенитет современная Саудовская Аравия с ваххабистской версией ислама в качестве государственной религии получила в начале XX века при прямой материальной поддержке Великобритании. Особое, уже не только стратегическое, но и экономическое значение этот регион приобрел после того, как в марте 1938 года в Саудовской Аравии были открыты колоссальные нефтяные месторождения. После Второй мировой войны на место Соединенного Королевства пришли Соединенные Штаты, и в настоящее время общеизвестным и доказанным фактом является то, что исламский экстремизм и терроризм спонсируется и используется в своих геополитических интересах Соединенными Штатами Америки.

Точнее будет сказать, Соединенные Штаты пытались использовать различные исламские террористические организации в своих целях, но теперь становится все более очевидно, что террористы гораздо более успешно использовали США для своих целей. В том, что эти организации обрели ту мощь, которую имеют, помощь американцев сыграла свою большую роль. Но и то, что исламские террористы вовсе не являются простыми марионетками в руках заокеанских хозяев, после атаки 11 сентября 2001 года и ряда подобных событий совершенно ясно. Псевдоисламский экстремизм и терроризм имеет, помимо внешних причин, также и собственную внутреннюю логику. Для эффективной борьбы с ним важно понять как настоящие духовные принципы ислама, так и механизм их извращения в сектантском исламизме.

В этой связи важно отметить следующую серьезную трудность. Если, например, констатируется, что возникновение фашистских идеологий в Европе XX века есть следствие определенных болезненных тенденций в европейской культуре, то сами европейцы вполне способны достаточно спокойно и глубоко исследовать эту связь. Речь идет здесь хотя и о собственной их культуре, но все-таки о культуре светской. Когда же возникает тема связи исламского экстремизма с исламом как таковым, мусульманам трудно говорить об этом спокойно, ведь речь здесь идет не только об идеологиях и социокультурных установках, но и о вере, как наиболее глубокой основе мировоззрения, и о святынях, отношение к которым в принципе не может быть объективно-отстраненным. В этом смысле исламский экстремизм и террористическое «исламское государство» представляют собой проблему, прежде всего, для самого ислама. Для людей внешних по отношению к исламу эти явления являются не проблемой, а угрозой. Однако для противодействия этим угрозам духовную логику идеологии исламского терроризма необходимо ясно представлять.

В этой связи можно выделить несколько определяющих тем. Во-первых, это понимание взаимоотношений духовной и светской власти, а также религиозной и светской культуры в рамках ислама. Это понимание существенно отличается от того, которое лежит в основании европейской культуры. Во-вторых, – понимание сути, содержания и смысла религиозной жизни, которое в рамках ислама также существенно отличается от христианской традиции. Далее, – весьма проблемной темой является отношение ислама к другим религиозным традициям, как в теории, так и на практике. Кроме того, существует и проблема взаимоотношений различных версий ислама, соотношения идеи «истинного ислама» с идеей единства исламской уммы. Мы позволим себе ограничиться этими четырьмя темами, первые две из которых носят более академический характер, а еще две касаются уже той сферы, которая зачастую сильно окрашена человеческими страстями и взаимными претензиями этнических и религиозных групп. Начнем по порядку, и тогда нам, возможно, удастся вскрыть более глубокую основу этих страстей и претензий.

Начать надо с того, что то понимание государственной власти, которое существует в исламе, существенно отличается от привычного нам. Более того, то политическое положение, в котором реально живет большинство последователей ислама в сегодняшнем мире, не вполне соответствует изначальному исламскому стандарту политического устройства. Этот стандарт предполагает, прежде всего, то, что мусульманин живет под властью мусульманского правителя. Рядом с мусульманами в этом исламском государстве могут также жить и «люди Писания», то есть христиане и иудеи, но ни в коем случае не язычники или безбожники. А вот такое положение вещей, когда мусульманин живет под властью христианского или иудейского правителя, изначальным исламом времен пророка и первых халифов даже не рассматривалось. Собственно говоря, исламское понимание темы государства определяющим образом сформировано именно примером деятельности пророка Мухаммеда, который для первой мусульманской общины был не только проповедником веры, но и судьей по всем делам, и политическим лидером, и высшим военачальником.

Все нормы религиозной жизни, сформулированные в Коране и Сунне, «по умолчанию» предполагают, что эта жизнь протекает в обществе, которое все целиком живет по этим нормам. Так, например, пять молитвенных ритуалов в день, совершаемых в строго определенные часы, – это фард, непререкаемый религиозный закон. При этом, как минимум два намаза из пяти, полуденный и послеполуденный, приходятся на то время, когда происходит активное социальное взаимодействие. А совершение намаза предполагает ритуальное омовение, расстилание молитвенного коврика, полное отрешение от окружающей обстановки, строго определенное количество и порядок слов, движений, поясных и земных поклонов. Точно также фардом является пост в девятый месяц лунного мусульманского календаря. А коранические нормы поста таковы, что во все светлое время суток запрещено есть и пить, это можно делать только ночью: «Ешьте и пейте, пока не станет различаться перед вами белая нитка и черная нитка на заре, потом выполняйте пост до ночи» (Коран, 2 сура, 187 аят. Перевод И.Ю. Крачковского) [2, C. 22]. Таким образом, для мусульман в месяц поста на тридцать дней распорядок жизни должен хотя бы отчасти «перевернуться»: бодрствование ночью и по возможности отдых днем. Поев затемно, нужно терпеть голод и жажду целый день и только с наступлением полной темноты снова можно есть и пить. Иными словами, как исполнение намаза, так и исполнение норм исламского поста крайне затруднительно (если не сказать – вообще невозможно) в условиях немусульманского общества, распорядок жизни которого не учитывает этих особенностей религиозного ритуала.

То есть нормы религиозной жизни в исламе предполагают, во-первых, что большинство общества составляют мусульмане, а во-вторых, – что нормами ислама внешне регулируются все сферы жизни, – от политики до быта, – не только мусульман, но и немусульманской части общества. В своем замысле ислам как религия предполагает в качестве своего необходимого условия ислам и как политическую власть, и как разветвленную правовую систему, и как единственную философскую доктрину, и как бытовую культуру. Процитируем одного из крупнейших современных российских ученых-исламоведов Г.М. Керимова: «Одной из важных функций исламского государства всегда была и остается регламентация религиозной практики… Учение Ислама, признавая право человека веровать в Бога, вменяет ему в обязанность выполнение исламских обрядов и традиций. У него нет возможности отрицать существование Бога или уклоняться от соблюдения Шариата» [3, C. 341].

Для сравнения отметим, что ни христианство, ни буддизм (если ограничиваться мировыми религиями) не имеют подобных установок. Христианский идеал жизни не предполагает в качестве предварительного условия или конечного своего результата торжество «христианской государственности». Так же и буддийский идеал никак не связан с государственной регламентацией жизни. И даже для иудаизма тема «еврейского государства», Израиля как государства, не является бесспорной: сионизм, как при своем зарождении, так и доныне подвергается резкой критике со стороны многих ортодоксальных иудейских богословов.

Исламское понимание государства исходит из того, что единственным источником власти и законов является Бог. С этой посылкой согласится, пожалуй, верующий человек любой религиозной традиции. Весь вопрос заключается в том, какие выводы из этой посылки делаются. Либо предлагается во всякой власти видеть Божий промысл, и тогда даже враждебная данной вере или вовсе безбожная власть может восприниматься как «попущение» свыше, посылаемое для испытания или вразумления, и именно так, например, христианство призывает понимать политическую историю и современность. Либо единственной законной властью объявляется власть «истинной веры». Причем та власть, которая не просто признает истинность нашей веры, но именно подчинена истинной, то есть нашей вере. Вторая логика свойственна исламизму, согласно которому человек вообще не вправе формулировать и устанавливать законы. Человек может и должен только правильно понимать и соблюдать те законы, которые установлены свыше и продиктованы людям через откровение: «Свободная от религии юриспруденция неприемлема для мусульманства» [3, C. 330].

Мы переходим теперь к анализу различий, которые существуют между исламским пониманием духовной жизни человека и теми христианскими духовными основами европейской цивилизации, которые, существуя уже в ослабленном и искаженном виде, все-таки продолжают определять облик Европы. Христианская духовная парадигма предполагает, что никакого религиозного закона изначально Бог человеку не давал. Изначально человеку дана свобода либо быть с Богом и в Боге, либо быть вне общения с Богом. Христианство утверждает, что именно человек может и должен устанавливать государственные законы, обустраивать мир и созидать культуру.

Ислам в своем понимании жизни человека исходит из того, что человеку дан Закон свыше. Нормы этого Закона обеспечивают порядок и благоденствие на земле, но не в этом их главный смысл. Главный смысл Закона, а вместе с тем и смысл жизни человека заключается в том, что человек испытывается на послушание воле Божьей. Один из крупнейших в мире специалистов в области истории религий Карен Армстронг, испытывая симпатию к исламу и защищая «законнический» подход к выстраиванию духовной жизни от христианского «либерализма», пишет: «У христиан нет ничего равносильного Торе или шари’а, и они склонны полагать, что скрупулезное соблюдение правил обременительно и не нужно. Такой тип духовной жизни подвергается упорной критике в Новом Завете… Но ни мусульмане, ни иудеи не относятся к выполнению Закона как к бремени. Мусульмане видят в сунне своего рода причастие: оно помогает им выработать предписываемое Кораном Богоосознание в гуще их повседневной жизни» [4, C. 426-427]. Уточним, что, с христианской точки зрения, соблюдение правил, может быть, и нужно, и полезно, но само по себе оно не спасает, – и именно потому, что Закон не может спасти, с этой точки зрения, необходим Христос-Спаситель. Показательно, что воспитанная в христианской традиции К. Армстронг сравнивает систему правил поведения мусульманина с причастием, то есть уподобляет реальному, сущностному соединению с Богом, о котором ислам, конечно не говорит. Впрочем, употребление такого художественного образа глубоко характеризует восприятие мусульманином норм шариата, которые означают нечто большее, чем просто внешние правовые предписания.

Как разъясняется в уже цитированном фундаментальном труде, «в Шариате освещаются, с точки зрения Ислама, как светские, так и религиозные проблемы. В нем сведены в единую систему законы, регулирующие хозяйственную жизнь, нормы морали и этики, мусульманские обряды, праздники и многое другое, определяющее поведение верующих и порядок жизни всей мусульманской общины. В Шариате подробно излагаются запреты, перечисляются дозволяемые, одобряемые и порицаемые поступки. По замыслу мусульманских правоведов, Шариат и его законы должны охватывать жизнь и деятельность мусульманина от колыбели до могилы» [3, C. 3]. При этом исламские богословы постоянно подчеркивают необходимость не только внешнего ритуального послушания закону, но и внутреннего очищения. Однако на практике слишком часто это означает именно то, что внешний ритуал следует исполнять не сухо-формально, а «с душою». От мусульманина требуется и сердечная вера, и искренность, но измеряются они именно тщательностью исполнения всего, что предписано. При этом старательность исполнения внешних форм обряда способна искупить и неискренность, поскольку само их исполнение имеет некий мистический смысл. Процитируем Коран: «Взыщет Аллах с вас не за нарушение клятв, опрометчиво произнесенных, а за невыполнение клятв [, данных вполне осознанно]. Искупление за нарушение клятвы [такой] – накормить десятерых бедняков так, как обычно кормите вы семьи свои, или же обеспечить их одеждой, или освободить раба. А если не в состоянии кто [выполнить одно из трех условий этих], то следует ему поститься три дня. Все это – искупление за клятвопреступление ваше» (Коран сура 5, аят 89) [5, C. 115]. Смысл совершенно ясен, и все толкователи Корана понимают этот текст прямо и недвусмысленно: необдуманная клятва вообще не наказывается, а условия искупления сознательного клятвопреступления изложены по пунктам. Дополнительно авторитетными исламскими богословами разъясняется, что «нарушать клятву разрешается только в том случае, если этот поступок принесет пользу» [6].

Переходя к вопросу об отношении ислама к другим религиозным традициям, нужно, прежде всего, отметить, что ислам проводит резкую черту между язычеством и неисламскими формами единобожия (христианство и иудаизм). В массовом сознании мусульман нередко происходит смешение понятий «неверный», «кяфир» и «иноверец», благодаря чему экстремистские идеологи получают возможность перенести многие жесткие формулировки Корана на всех вообще людей, верующих как-то иначе. Тогда как «по учению Ислама, христиане и иудеи не являются «неверными», и Коран отличает их от язычников, считая последователями единобожия и имеющими свои священные книги. Попавшим под власть мусульман христианам и иудеям давалось право свободно отправлять свой культ. Имущество и безопасность людей Священного Писания (христиане, иудеи) охраняются законом Ислама. С точки зрения Ислама, кяфир (неверный) — тот, кто отрицает единого Бога или же не признает пророчества Мухаммеда, или же отвергает обряды и ритуалы Ислама» [3, C. 415]. И вот относительно неверных в этом смысле, то есть исповедующих многобожие, ислам никаких гарантий безопасности не дает: «Убивайте [многобожников], где бы ни встретили вы их, изгоняйте их из тех мест, откуда они вас изгнали, ибо многобожие хуже, чем смерть» (Коран сура 2, аят 191) [5, C. 33]. Для более ясного понимания смысла последних слов приведем более раннюю редакцию перевода М.-Н.О. Османова: «ибо для них неверие хуже, чем смерть от вашей руки» [7].

Вопрос, могут ли христиане и иудеи попасть в рай, на основании Корана однозначно решен быть не может, но жить на земле и притом жить под покровительством исламского государства они, вне всякого сомнения, имеют право. Более того, исторически вполне очевидно, что, приступая к своей проповеди, пророк Мухаммед вовсе не считал, что проповедует новую религию, чем-то отличающуюся от христианства и иудаизма, различия между которыми ему виделись несущественными. Речь для него шла только о том, что в его лице Бог дал Своего посланника для арабов со Священным Писанием на их родном арабском языке. Ислам в ранних проповедях пророка выступал не как замена, а как напоминание об истине и как внешнее дополнение к предшествующим откровениям: были проповедники монотеизма у евреев, были у христиан, были у зороастрийцев, теперь появился и у арабов. «В течение приблизительно ста лет после смерти своего пророка мусульмане продолжали считать ислам религией только для арабов», – пишет уже цитированный нами историк религий [4, C. 342]. Именно с этой точки зрения следует понимать известное изречение Мухаммеда: «В земле арабов не будет двух религий» [цит. по 3, C.153]. Другим народам единобожие дано в других формах, и их нужно уважать, как старших братьев по вере, но для арабов монотеизм был проповедан Мухаммедом, арабам дан Коран на их языке, и арабы должны быть мусульманами.

Впрочем, в вопросе отношения к «старшим братьям по вере» для желающих радикализировать ислам есть лазейка. Если в условиях исламского государства человека спрашивают прямо, признает ли он святость Корана и истинность миссии пророка Мухаммеда, то у него, логически рассуждая, есть только две возможности, и при утвердительном ответе он должен принять ислам, а при отрицательном – он оказывается богохульником. Собственно говоря, данный им при свидетелях утвердительный ответ на вопрос, признаешь ли ты, что нет Бога кроме Аллаха и что Мухаммед – пророк его, – уже и будет принятием ислама, и с этой минуты он обязан будет исполнять все требования религиозного закона. Последующее отступничество от веры карается весьма строго, вплоть до смертной казни. А отрицательный ответ на приведенный вопрос подводит его под данное выше определение кяфира, то есть того, «кто отрицает единого Бога или же не признает пророчества Мухаммеда, или же отвергает обряды и ритуалы Ислама». Такому человеку, как уже сказано, ислам ничего не гарантирует. На практике подобные провокации применялись довольно редко, – ислам имеет глубокую традицию мирного сосуществования с другими верами, однако со стороны вероучительной логики опровергнуть такой подход крайне трудно.

Опорой в противодействии таким интерпретациям ислама может быть только определенная богословская и социокультурная традиция понимания веры. Вообще любой текст всегда понимается людьми по-разному: в одних и тех же письменных знаках, в одних и тех же звуках речи разные люди находят разный смысл. Иногда их понимание отличается незначительно, а порой эта разница доходит до противоречия, – особенно когда дело касается понимания священных текстов, всегда многоплановых и символических, призванных выразить то, что до конца не укладывается в человеческие слова и понятия. И вот в этой связи чрезвычайную важность приобретает последний выделенный нами вопрос о существовании различных версий ислама, о соотношении идеи «истинного ислама» с идеей единства исламской уммы.

Как известно, мусульмане достаточно скоро после смерти пророка разделились на суннитов и шиитов. Разделение произошло по вопросам политическим, речь шла о принципе передачи власти в халифате, однако, как уже сказано, «в исламе отсутствует разделение светского и религиозного, государства, политики, права, образа жизни и религии» [3, C. 401]. В силу этого между суннитами и шиитами изначально возникли и вероучительные различия, обосновывающие их политическую позицию. Шииты представляют собой меньшинство и имеют не очень широкое географическое распространение, а потому дальнейших разделений внутри шиитского сообщества не возникло. А вот сунниты, составляя основную массу мусульманского населения земли и взаимодействуя с различными культурами и общественными укладами, сформировали четыре богословско-правовые школы, четыре мазхаба. Шиитский ислам часто рассматривается как еще один пятый мазхаб. Различия этих мазхабов касаются в основном практических вопросов применения норм исламского религиозного закона, причем «мусульманин-суннит, независимо от того, к какому мазхабу он принадлежит, имеет право обратиться к судье любого из четырех мазхабов. Джафариты (то есть шииты – АА), как правило, обращаются к джафаритскому судье» [3, C. 16].

Таким образом, ислам, придавая столь большое значение скрупулезному исполнению всех мелочей закона, в толковании этого закона оставляет человеку полную свободу: руководствоваться ли ему, например, традицией ханафитского мазхаба (самого раннего и самого «мягкого», ориентированного не на букву закона, а на его смысл и на учет местных условий жизни), или же отдать предпочтение ханбалитскому толкованию закона (самый поздний мазхаб, характеризующийся особой жесткостью в наказаниях, непризнанием каких-либо новшеств, буквалистским толкованием хадисов и Корана). Сами мусульмане часто подчеркивают, как важное достоинство своей религии тот факт, что в исламе отсутствует понятие «ереси», – по той простой причине, что отсутствует догматическое учение, как таковое. Принадлежность к исламу реально определяется верой в посланническую миссию Мухаммеда и в святость Корана, – если человек признает это, то он – мусульманин. Как бы он при этом ни интерпретировал коранические тексты, и какой бы ни была его религиозная практика, никто и никак не может его лишить звания муслима. Если даже он трактует Коран предельно странным образом, даже если он не соблюдает предписаний шариата, даже если он совершает поступки крайне предосудительные с точки зрения веры, – он все-таки мусульманин. Может быть, он очень плохой мусульманин, но именно мусульманин. Перечисляя «четкие, ясные, недвусмысленные, логически обоснованные, доступные всем людям законы Шариата», Г.М. Керимов указывает десятым пунктом: «В Исламе отсутствует отлучение от религии» [3, C. 401, 402].

Вот поэтому до самых последних пор все заверения, что «террорист не может быть мусульманином, а мусульманин не может быть террористом» [8, C. 105], оставались благочестивой риторикой, некими общими фразами без реальных последствий. Ни один террорист и ни одна организация никогда не были осуждены с религиозных позиций мусульманскими богословами и правоведами. Мусульмане могут враждовать по религиозным мотивам (которые, впрочем, на каждом шагу до неразличимости сливаются с политическими), и такая внутренняя рознь, к сожалению, сопровождает ислам с самых его первых времен, но объявить какую-либо трактовку ислама «еретической» – это для мусульман неприемлемо. Возможно, под давлением происходящих событий позиция исламских деятелей по этому вопросу начнет меняться…

В рамках уже упомянутого нами ханбалитского мазхаба сформировалось то движение, которое именуется сейчас «ваххабизмом» и которое имеет сегодня военно-политическое выражение в виде террористической организации «Исламское государство Ирака и Леванта». Мы и дальше будем употреблять слово «организация», хотя такое словоупотребление выглядит не вполне адекватно по отношению к властным структурам, контролирующим около 130 тысяч квадратных километров территории (70 % территории Сирии на конец 2015 года по сообщению министра обороны России С Шойгу [9]) с населением от 8 до 10 миллионов человек. Причем «у этого террористического государства есть выстроенная структура управления с министерствами, ведомствами, законодательной и исполнительной властью» [10]…

Идеология и практика этой организации вызывает возмущение всего мирового сообщества и в том числе подавляющего большинства мусульман всего мира. И в этом случае трудно отделаться обычными словами о том, что «терроризм не имеет веры и национальности», что преступная деятельность не имеет оправдания ни в какой религии. Те люди, которые воюют на стороне «организации» (около 80 тысяч человек [11], а по некоторым оценкам и до 200 тысяч [10, 12]), устраивая геноцид, террористические акты, принуждая к проституции, тысячами (!) убивая людей «на камеру» (до пяти тысяч казненных запечатлено на видео [10]), – эти люди свою деятельность обосновывают тем, что они так понимают ислам! Причем острие террора обращено «Исламским государством», прежде всего, против мусульман-шиитов. Христиане и евреи в ряде случаев имеют возможность откупиться и жить под властью этой организации, а мусульманам-шиитам такой возможности не предоставляется, их просто уничтожают. И вот для того, чтобы утверждать, что ислам такому не учит, необходимо четко сказать, что люди, которые учат такому, проповедуют неправильный ислам.

Продуктивная линия противодействия идеологии «исламского экстремизма и терроризма» заключалась бы, на наш взгляд, во-первых, в признании того, что это именно ислам, а во-вторых, в утверждении и доказательстве того, что этот ислам неправильный. Пока, к сожалению, четкого выражения такой позиции мы не видим. Напротив, риторика исламских богословов ориентирована на то, чтобы из дискуссии о террористической угрозе исключить упоминание всякое ислама. Так, например, касаясь темы ИГИЛ, «председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин обратился к руководству России с просьбой, чтобы "в информационном пространстве эта бандитская террористическая организация не называлась исламской"», поскольку «ислам в переводе с арабского означает смирение, мир, спокойствие» [13]. Предлагается расшифровывать «ИГ» как «иблисское (то есть дьявольское) государство», поскольку «действия ИГ не имеют ничего общего с Исламом» [14]. А «правильнее всего называть эту организацию согласно арабской аббревиатуре «ДАИШ». Понятно, что в переводе с арабского на русский язык получится тоже самое (ИГИЛ), но когда журналисты говорят «ДАИШ» – это не понятно», – разъясняет первый заместитель председателя Духовного управления мусульман Российской Федерации Дамир-хазрат Мухетдинов [15].

На наш взгляд, вместо забот о том, «чтобы было не понятно», исламским богословам следовало бы сделать предельно понятными для мусульман границы возможной свободы истолкования Корана и других источников вероучения. Причем именно для сознания мусульманина, сильно ориентированного на правовые механизмы выстраивания жизни, очень важны четко сформулированные нормы с конкретными правовыми санкциями. Вовсе не претендуя на непосредственное участие в формировании вероучительной теории и практики ислама, позволим себе сформулировать, в качестве примера, несколько возможных предложений.

Полезно было бы, на наш взгляд, принять фетвы по следующим пунктам.

1. Если мусульманин нападает на безоружных людей, не проявивших своими поступками вражды к исламу, причиняет им вред и обосновывает это требованиями ислама, то он тем самым отрекся от веры и не может называться мусульманином. Если же в этом нападении он погибнет, то его и хоронить на мусульманском кладбище нельзя и погребальную молитву над ним совершать запрещено.

2. Если мусульманин называет нападение на безоружных людей, не проявивших своими поступками вражды к исламу, и причинение им вреда джихадом, а погибшего при таком нападении – шахидом, то он находится в заблуждении и не должен допускаться для общей молитвы в мечеть. Если же он будет упорствовать в этом своем заблуждении, несмотря на увещевания имамов, то тем самым он встает на путь отречения от веры.

3. Если мусульманин приравнивает людей Писания к неверным (кяфирам), то он находится в заблуждении и не должен допускаться для общей молитвы в мечеть. Если же он будет упорствовать в этом своем заблуждении, несмотря на увещевания имамов, то тем самым он встает на путь отречения от веры.

4. Если мусульманин утверждает, что военный джихад против неверных (кяфиров) является всегдашней личной обязанностью каждого мусульманина, то он находится в заблуждении и не должен допускаться для общей молитвы в мечеть. Если же он будет упорствовать в этом своем заблуждении, несмотря на увещевания имамов, то тем самым он встает на путь отречения от веры.

Для первого раза, хотя бы такие богословско-правовые определения должны, на наш взгляд, согласованно принять муфтии и факихи по всему миру для противодействия экстремистским извращениям ислама. Одновременно по всему миру, конечно, не получится, но что мешает сделать это, например, нашим российским мусульманам, подав благой пример зарубежным братьям по вере? Российский ислам имеет и образованных богословов, и богатую историческую традицию, и реальный опыт противодействия псевдоисламским террористам.

Дадим некоторые пояснения к формулировке первых двух пунктов. Если люди вооружены, то даже при отсутствии у них вражды к исламу нападение на них возможно, в том числе и как религиозный долг, – защита Родины, например. А если безоружные люди своими поступками проявляют вражду к исламу, то нападение на них во имя веры, возможно, и противоречит уголовному закону, но все-таки имеет характер защиты веры, – уголовного наказания нападающие, возможно, заслуживают, но против веры они не грешат. Так, например, нападение на редакцию «Шарли Эбдо», безусловно, является тяжким уголовным преступлением, но вряд ли найдется в мире мусульманин, который откажет этим преступникам в праве называться мусульманами. Да, они поступили неправильно, защищая таким образом веру, но они именно веру пытались защитить.

Нужно, кстати, отметить, что карикатуры на пророка Мухаммеда в Дании 2005 года и недавние – во французском «Шарли Эбдо» по уровню кощунства меркнут перед карикатурами на христианскую веру в том же «Шарли Эбдо». То, что христиане Европы безропотно терпят глумление над христианскими святынями и начинают возмущаться только по поводу шуток над гибелью людей в авиакатастрофе, говорит, конечно, о том, что эти святыни для них святынями уже давно не являются. Защитная реакция является нормальным свойством здорового организма. Способность гневаться, – это очень нужная человеку способность, вопрос только в том, уместен ли твой гнев и на что он ориентирован. Человек вовсе неспособный гневаться, то есть толерантный к любой мерзости человек серьезно болен, – если не в психиатрическом, то уж точно в духовном смысле.

И вот, – как для ислама очень болезненным и предельно значимым вызовом является возникновение и развитие исламского терроризма, так для христианства не менее болезненным и страшным вызовом является его обмирщение. Притом между этими процессами существует хоть и внешняя, но очень существенная связь. Если бы не происходило обмирщения христианской культуры и дехристианизации Европы, то не развился бы до таких масштабов и исламский терроризм. Очень мощный идеологический ресурс исламизма заключается в том, что так называемый «цивилизованный мир» демонстрирует все признаки не просто упадка, а именно вырождения. Великая европейская культура, созданная христианским духом, не только не имеет творческого продолжения в современности, но и остается невостребованной нынешними европейцами. Европейцы владеют этими сокровищами духовной культуры, они по-прежнему претендуют на роль авангарда цивилизационного развития, но уже утратили право на это обладание и на эту роль. А прав на то материальное благополучие, которым они пользуются, они никогда и не имели, оно основано на многовековом ограблении всего мира, начиная с крестовых походов и разграбления Византии.

Исламисты воспринимают нынешний западный мир как мир джахилии, то есть язычества, безбожия, беззакония, нравственных извращений. Таким образом, по всем нормам шариата этот западный мир автоматически есть «область войны». Дальнейшая судьба Запада нам, конечно, не может быть известна, потому что будущего просто нет. Будущее зависит от людей, однако существующие тенденции свидетельствуют, что завоевание Европы исламом происходит неуклонно и надежда на новую реконкисту выглядит очень призрачной.

Что же в этой ситуации делать нам, россиянам? Прежде всего, духовное противодействие исламизму невозможно без укрепления традиционных религий России. Во-первых, это поддержка традиций российского ислама, который никогда не имел религиозного конфликта с российским государством. Притом эта поддержка традиций российского ислама является первостепенной задачей самого российского ислама, от которого требуется активная и творческая богословская и пастырская позиция, обозначенная нами выше. Во-вторых, необходима и поддержка русского православия, которое исторически явилось определяющим фактором формирования российской государственности и культуры и которое остается духовной основой существования уникальной российской цивилизации. Как без русского народа невозможна безопасность и мирная жизнь всех народов России, также и ослабление духовных позиций православия неизбежно приведет Россию туда, куда пришла Европа: нравственное вырождение, полная культурная импотенция и завоевание исламизмом.

В отличие от Запада, Россия имеет вовсе не призрачную, а вполне реальную возможность противостоять агрессивному исламизму. Выработанные веками духовно-нравственные основы жизни еще вполне актуальны для российского общества, а вся история России дает нам пример согласной жизни всех ее народов и религиозных традиций на основе взаимного уважения и верности собственным духовным основам.

 

Список литературы

 

1. Анисин А.Л. Криминологическая значимость религиозного фактора // Юридическая наука и правоохранительная практика. 2014. № 2 (28). С. 63-70.

2. Коран / пер. И.Ю. Крачковского. – М.: Изд-во восточной литературы, 1963. – 448 с.

3. Керимов Г.М. Шариат: закон жизни мусульман. Ответы Шариата на проблемы современности. – СПб., ДИЛЯ, 2008. – 512 с.

4. Армстронг К. Мухаммад: и стория Пророка / пер. с англ. – М.: София, 2008. – 448 с.

5. Коран / перевод с арабского и комментарий М.-Н.О. Османова; изд. 3-е, перераб. и доп. – СПб., ДИЛЯ, 2010. – 576 с.

6. Толкование Священного Корана шейха ‘Абд ар-Рахмана ас-Са‘ди. – Сура «Аль-Маида» («Трапеза») [Электронный ресурс] // Куръани Керим. URL: http://qurani-kerim.narod.ru/sady/005_1.htm.

7. Священный Коран. Перевод Магомед-Нури Османова. Сура 2 «Корова». Аят 191. [Электронный ресурс] // Фалак.ру: Коран. Тафсир и переводы Корана. URL: http://www.falaq.ru/quran/osma/2:191.

8. Аляутдинов Ш. Ислам в вопросах и ответах / канонический редактор имам Ильдар Аляутдинов. – М.: Умма, 2004. – 398 с.

9. ТАСС: Политика – Шойгу: зона влияния "Исламского государства" растет, захвачено 70% территории Сирии. – URL: http://tass.ru/politika/2519591.

10. Анатомия террора. ИГ в цифрах и фактах // Аргументы и факты. – URL: http://www.aif.ru/politics/world/anatomiya_terrora_ig_v_cifrah_i_faktah.

11. ТАСС. Инфографика «Исламское государство» в Ираке и Сирии. – URL: http://tass.ru/infographics/8271.

12. СМИ: ЦРУ недооценило число боевиков «Исламского государства» // РИА Новости. – URL: http://ria.ru/world/20141116/1033587696.html.

13. Имамы России: ИГИЛ – не исламское, а иблисское государство // ANS PRESS. URL: http://anspress.com/index.php?a=2&lng=ru&cid=7&nid=351735.

14. Кадыров рассказал о предложении переименовать «Исламское государство» в «Иблисское» // Газета.ru. URL: http://www.gazeta.ru/social/news/2015/03/06/n_6988965.shtml.

15. Дамир Мухетдинов: Вместо "ИГИЛ" стоит употреблять аббревиатуру "ДАИШ" // Диалог. Таджикистан и мир. URL: http://www.dialog.tj/news/damir-mukhetdinov-vmesto-igil-stoit-upotreblyat-abbreviaturu-daish.