О ПРАЗДНИКАХ И ПРАЗДНОСТИ

 

ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!

Пасха красная, Пасха светлая! Ад содрогается и небеса торжествуют! Смерть умерщвлена и жизнь жительствует, – се бо прииде Крестом радость всему миру! Пасха вечная в нашу жизнь сходит и нас с собою на небеса возводит! Пасха великая – Праздник праздников и Торжество торжеств! Пасха благодатная – в святом чудесном огне Великой Субботы, в ликующем игрании солнышка, в трепетном пении птиц и Ангелов, насыщающем мир струями Божественной Любви:

ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ! – ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ!

И вот именно в эти великие дни особенно грустно и больно думать о современном мире, который уже почти начисто утратил понимание того, что это такое – Праздник. Для современных людей все свелось к выходным дням и развлечениям. Выходные дни, когда прислуге разрешают выйти из дому и заняться своими делами, когда работяга получает право на денек выйти из непрерывного трудового ритма фабрики, – именно выходные дни заменили собою праздники для большинства людей. Именно выходными днями, да отпусками мерит человек свою жизнь. Даже то, что еще называется по привычке праздниками, по сути уже не более чем внеочередной выходной, когда можно лишний раз отдохнуть, и чаще всего по принципу: лучший отдых – перемена деятельности: дачу вскопать, картошку окучить…

“Сплошные праздники у вас, у православных!” – с упреком говорят часто неверующие люди, имея в виду свою “трудолюбивую” жизнь а также то, как безответственно и легковесно на их взгляд живут люди церковные: что ни день, то праздник, одних только самых главных – тринадцать, да еще с десяток праздников поменьше, да еще каждое воскресение (это простой-то выходной день, говорят они) – тоже праздник, малая Пасха, да чуть ли не каждый день память какого-нибудь великого святого. Какое раздолье для лентяев видится в этом неверующему человеку: дескать, что бы ни праздновать, лишь бы ничего не делать!

Куда как возвышенно, в сравнении с этим, выглядит полная беспросветных трудов жизнь, чтоб только изредка на день-другой дух перевести, – и снова с головой в трудовые будни. Да и эти день-другой “в наше сложное время” (словно бы в какие-то времена жить было просто) отдаются также трудам на огороде, на шабашке, на ремонте квартиры, – “наши руки не для скуки”. При этом те, кто 70 лет хаял патриархальную святую матушку Русь и до сих пор продолжает ее хаять, вспоминают народную мудрость: а как же иначе, говорят, ведь “летний день год кормит”! О том, о чем всегда помнил русский православный народ, забывают: человек пашет и сеет, а растит Бог, как говорит и апостол: “Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог; посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий” (1 Кор. 3:6-7). В земледельческих трудах эта истина едва ли не более очевидна, чем в служении слова, о котором говорит апостол Павел. Но также и в любом другом деле: “Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его; если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж” (Пс. 126:1).

Праздник для современного человека заменяется развлечением. Каждый развлекается в меру своего умственного и нравственного развития, в меру своих материальных и физических возможностей, но суть при этом одна и та же: отвлечься от реальных своих будней, прогнать от себя ту неутешительную мысль, что весь смысл твоей жизни сводится к сентенции Александра Блока:

Работай, работай, работай,

И будешь с уродским горбом

За долгой и честной работой,

За долгим и честным трудом.

Для того, чтобы прогонять эту мысль западная цивилизация выработала целую индустрию развлечений от телевизора, до Диснейленда, от игровых автоматов, до большого спорта. Кто побогаче, – для тех трудится много людей: скачки, казино и Багамские острова, кто победнее – тот на самообслуживании: грамм по 150 на каждый глаз и о реальной жизни можно на некоторое время забыть. Вряд ли умно в этом случае завидовать богатым: они гораздо сильнее порабощены своим бизнесом, чем кто-либо из нас своим делом, и расслабиться они могут, пожалуй, даже реже, чем любой из нас. А самое главное, – ведь нет большой разницы в том, как убегать от собственной жизни, важен результат.

А результат таков, человек превращается в рабочий скот, причем на равных – бизнесмен, миллионер или нищая учительница: тяни свою лямку в поте лица, расслабляйся и развлекайся иногда в доступных тебе формах, и ничего другого тебя не ждет. А та молодежь, которая расслабляется и развлекается, не работая, те, кто делают развлечение главным содержанием своей жизни, тоже превращают себя в скот, только нерабочий: толкущийся на тусовках и дискотеках, пасущийся в компаниях, пьющий, жующий, совокупляющийся и счастливо тупеющий от удовольствия. Быть рабочим скотом, возможно, не так отвратительно и уж точно полезнее для общества, но призвание человека в том, чтобы быть не скотом, а человеком.

Праздник прерывает рутинное течение жизни, но он – не развлечение, не отвлечение от реальной жизни, он – сама жизнь. Праздник связывает человека с вечностью, со смыслом мироздания и его собственной жизни. Часто можно слышать, что только два праздника у нас по-настоящему и осталось: Новый год да день рождения. Это верно для большинства современных людей, – да, часто только эти ежегодные события способны напомнить человеку о главных вопросах его бытия в мире. Но и эти праздники все больше отходят в область детской жизни: дети их ждут, к ним готовятся в предвкушении, о них вспоминают, заново переживая, а для взрослых чем дальше тем больше эти праздники превращаются во внешние события, которые происходят помимо жизненных устремлений человека, и мелькание которых не затрагивает уже по-настоящему его жизни и только печалит своим ускорением.

Годовой праздничный круг, в котором протекает жизнь православного человека, постоянно разрывает порочный замкнутый круг повседневной суеты. Вместо того, чтобы бегать как белка в колесе по одному и тому же заведенному распорядку, человек обретает выход в вечность, обретает помимо плоского горизонта еще и бесконечную голубую небесную высь. В православный праздник человек входит всею своей жизнью и “всем сердцем, и всею душею, и всем разумением, и всею крепостию”, и праздник входит в его жизнь не как повторяющееся в который уже раз событие, а как вечно новое Со-бытие с Богом. С этой вечной новизной не сравнится никакая новинка культуры, науки и техники, ибо это есть новизна Царствия Небесного: “И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое” (Отк. 21:5).

Если помнить об этом, то совершенно неуместно звучат возражения и доводы “работящих” атеистов, которые и согласны бы разрешить Богу существовать, но только чтобы это признание не накладывало бы на них никаких обязанностей. Они часто говорят: “Ну, неужели это грех – работать, неужели лентяям легче угодить Богу, что это за вера такая?! Ну, давайте все мы опустим руки и вообще не будем трудиться, – ведь у вас что ни день, то праздник, – ну, и будем с голоду помирать!”

Во-первых, никто и не говорит об отказе от работы вообще, это только для “работящих” атеистов праздник – это выходной, нерабочий день, когда лежат на диване, уставясь в телевизор, или расслабляются и отвлекаются от жизни иным образом. У православного человека праздник жизни не мешает, напротив, он ее, жизнь, поднимает до высокой степени напряженности. Даже с внешней стороны православному человеку в праздник некогда на диване лежать: и в церковь на службу сердце зовет, а если можно, то и крестным ходом пройти, надо стол праздничный наготовить, да детям про сегодняшний праздник рассказать, Евангелие с ними почитать, а если бы еще время нашлось акафист праздничный всею семьей прочесть, да гостей надо принять или самим пойти поздравить друзей с торжеством, – на все это и целого дня никак не хватит по нашим-то немощам. И в радость все эти хлопоты, и голова не болит, как от телевизора, а та усталость, которая есть – поистине блаженная усталость.

Во-вторых, труд, даже приносящий материально-практическую пользу, далеко не всегда приносит пользу душе человека. Конечно, справедливо сказано: “Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь”, – это верно в качестве общественной нормы, однако притча о неразумном богаче (Лк. 12:16-21) ясно показывает суетность жизни, устремленной только на труд, только на производство здешних благ. Богач, ведь, не наворовал свое богатство, сказано, что у него “был хороший урожай в поле”, а чтобы он был богачу надо было потрудиться, он хотел и еще потрудиться: “И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро мое”. Богач, правда, говорит себе, что потом будет только “покоится, есть, пить и веселиться”, но сам в глубине души знает, что будет и дальше трудиться, и еще приумножать свое имение, ибо, потакая страстям, насытить их невозможно, чем больше есть, тем больше хочется.

Недаром по-русски “праздник” происходит от слова “праздный”, “праздность”, недаром воскресение называется “неделей”, “не дельным” днем. Нет, вовсе не грех работать, вовсе не оскверняет труд ни человека, ни праздничный день. Дело в другом: работа в праздник, работа на потребу этому миру в праздник, который открывает нам окно в иное премирное бытие, работа (рабствование) плотскому и временному в праздник, возводящий нас к духовному и вечному, такая работа – плод греха, следствие очень глубокой поврежденности духовной жизни человека. А самое главное – такая работа ясно свидетельствует, что человек не желает исправлять в себе эту поврежденность, не желает очнуться от духовного отупения. “Есть блуд труда, и он у нас в крови”, – писал О. Мандельштам. Труд дан человеку как средство борьбы со грехом, дан для смирения и исправления жизни, через грехопадение исказившейся. А человек зачастую делает труд средством для того, чтобы не замечать греха, более того, – делает его питательной почвой для гордыни, тщеславия, сребролюбия, зависти, чревоугодия, а кончается все это нередко для человека печалью и унынием, отчаянием и озлоблением. Сначала человек заслоняется трудом от реальности духовного бытия, от самых главных вопросов – “зачем я живу?”, “к чему я должен стремиться?”, “на что я могу по-настоящему опереться в этой жизни?”, – некогда, говорит человек об этом думать, надо деньги зарабатывать, на ноги вставать, потом семью обеспечивать, и, сколько бы ни имел уже, того, что имеешь, не хватает. А потом, прокрутившись большую часть жизни (а то и всю свою жизнь) как белка в колесе в трудах и заботах о хлебе насущном, человек оказывается вдруг у разбитого корыта. То есть, может быть, все его успехи и приобретения остаются при нем, и этих приобретений немало (вот только стать владычецей морской не получилось), но внутри у человека пустота, которую не заполнить ничем из того, что имеешь. Вернее, внутри у него именно  разбитое корыто детской веры и чистоты, отроческих мечтаний и предчувствий, юношеских идеалов, самозабвения и откровенности.

Мой друг рассказывал мне про своего деда-старообрядца, который по воскресениям и, конечно, на Господни и Богородичные праздники, накануне помывшись в бане и помолившись с утра, надевал белую праздничную рубаху, “венчальные” штаны, парадные сапоги, садился к столу и сидел. Просто сидел до самого вечера, или уж, в крайнем случае, до полудня. Это-то вот, видимо, и выводит из себя атеистов и “либерально верующую” интеллигенцию. Дескать, что толку так глупо проводить время, работать надо, а не тормозить своим саботажем прогресс человечества.

МИЛЫЕ! Да вы-то сами пусть уж не каждую неделю, но хоть раз в месяц посидите спокойно и молча денек с утра до вечера, – может быть, ваша жизнь кардинально изменится. Стоит попробовать: урон для ваших дел будет не такой уж большой, всего-то на один день от них отвлечься, а вот массу простых и необходимых для жизни вещей вы наверняка откроете. Часто достаточно даже недолго побыть наедине с собою, чтобы ясно понять, что не так ты живешь, что мало внимания уделяешь очень близким и по-настоящему дорогим тебе людям и слишком увлекаешься пустыми и бестолковыми вещами, целиком отдаваясь приобретению средств, забываешь о целях, изо всех сил обеспечивая жизнь, так и не понял еще, зачем эта жизнь нужна. Похоже, что зачастую именно страх встать перед главными вопросами жизни подталкивает человека занимать массой насущным и суетных дел все свое время, что не трудолюбие, а именно нежелание задуматься над своей жизнью не дает человеку хотя бы на один день выйти из бесконечного круговорота труда, развлечения, производства и потребления.