ДУХОВНОЕ ПРИЗВАНИЕ ФИЛОСОФИИ
Ее изначальная задача – делать вещи более тяжелыми (трудными), более сложными
М. Хайдеггер
Таким образом, все другие науки более необходимы, нежели она, но лучше – нет ни одной
Аристотель
Вынесенные в эпиграф слова двух великих философов обращают нашу мысль к вопросу о той роли, которую призвана играть философия как в жизни человека вообще, так и – конкретнее – в качестве одной из дисциплин, изучаемых в рамках высшего образования. Острота этого вопроса обусловлена еще и тем, что сама современная философия переживает серьезный упадок. И вопрос, конечно, не в том, что современным философам нечего сказать, говорят они много и успешно, от направлений современной философской мысли порой рябит в глазах, но в конечном итоге от этих речей остается ощущение, что сказать-то все-таки нечего. Красноречиво говорить и глубокомысленно молчать мы умеем, но говорить о настоящем и молчать так, чтобы дать этому настоящему место, – вот этого очень не хватает.
Налицо, как минимум, задача возвращения философии статуса серьезного и жизненно значимого занятия. Легко понятной для всех философия быть не обязана, однако свою значимость для жизни каждого человека она должна показать. А для этого необходимо продемонстрировать, кроме остроумных суждений по частным вопросам современной жизни, еще и способность сказать что-то настоящее в ответ на главные вопросы человеческого бытия.
Как бы ни формулировался «основной вопрос» философии, – все-таки центральная, корневая проблематика философской мысли лежит именно в прояснении принципиальной онтологической позиции человека. Все философские вопросы вырастают из этого первичного вопрошания о сути мира вокруг меня и о статусе моего присутствия в этом мире.
Проблема человека имеет в философии фундаментальное значение не только потому, что человек сам для себя интереснее всего, но и потому, что он, действительно, занимает в мире особое место. Человек не является частью мира, – это сознание так или иначе сказывается в любой человеческой культуре. Попытки свести человека к общеприродным свойствам, закономерностям и ритмам всегда оборачиваются урезанием сущности человека. Человек не сводим к миру, он не просто обнаруживает в себе нечто необъяснимое логикой этого мира, но и в своем самоосуществлении постоянно трансцендирует себя, свободно и творчески относясь и к миру, и к самому себе.
Человека отличает от всех прочих существ наличие духовных способностей. Религиозная способность, нравственная способность, творческая способность, – вот то, что есть у всех людей, независимо от исторических, культурных, социальных условий, независимо от уровня интеллектуального развития личности и общества, и то, чего нет ни у кого из животных, независимо, опять-таки от степени их разумности, коммуникативности, богатства эмоциональной жизни и т.д. Духовные способности проявляются у человека по разному, в разной степени и разной форме, эти различия зависят от перечисленных условий, но само их наличие есть общечеловеческий факт. При этом попытки редукции духовных способностей к «естественности» мира никогда не могут преодолеть того очевидного факта, что и нравственность, и религия противоестественны, а точнее – сверхъестественны по своей сути. Естественная жизнь учит безнравственности, ее закон – закон естественного отбора, «закон джунглей», в просторечии. Никуда за свои рамки, ни к каким религиозным сущностям мир вывести не способен, скорее наоборот, – он стремится целиком подчинить себе человека, поглотить его своей естественной логикой, представая самозамкнутым и самодостаточным космосом (в античном смысле).
Наличие этого духовного измерения в человеческом бытии накладывает свой отпечаток на все проявления человека, даже на те, которые кажутся поверхностному взгляду вполне аналогичными природной жизни животных. Даже «целиком биологические» явления присутствуют в человеческой жизни неким особым образом, будучи уже не только физиологией, но и частью символического универсума культуры.
Человек трехсоставен, его природа представляет собой единство тела, души и духа. Настоящее понимание человеческого бытия и настоящее понимание бытия как такового должно исходить из осмысления целостного опыта человеческого существования, из того, что человек есть полнота бытия единой телесно-душевно-духовной природы. Проблема однако заключается в том, что такая полнота есть не столько данность, сколько задача. Человек, конечно, имеет свою трехсоставную природу как данность. Однако полнота бытия, о которой только что сказано, требует разумного и волевого участия человека. Человек способен свободно относиться к собственной природе и призван к тому, чтобы выстраивать верную иерархию ее частей.
Правильное, – то есть соответствующее и объективному строю бытия, и призванию человека в бытии, – устроение человеческого существа предполагает главенство духа в человеке. Душевные силы и способности человека в этом случае обращены к онтологической высоте духа, душа сама одухотворяется и является проводником для действия духа и в теле. Главенство духа обеспечивает целостную полноту бытия человека. Одухотворение души и тела, совершающееся при этом, есть их преображение и наделение смыслом. Это одухотворение не уничтожает собственного содержания душевности и телесности, а вводит это содержание в пространство духовного бытия, оно сообщает и душевной, и телесной жизни духовное измерение, онтологическую вертикаль.
Однако человек способен выстраивать свое существо и по-другому. Слово «бездуховность», является, конечно, выражением образным, – как и, например, слова «бессовестный», «безголовый». Не стоит понимать эти слова так, что совести у человека вовсе нет, просто он к ней не прислушивается, и голова у человека есть, но только такое впечатление, что он ею не пользуется. Всякий человек имеет причастность к духовному бытию, имеет духовные способности и потребности, но человек может игнорировать, – ни во что вменять, – свой собственный дух. Душа человека в этом случае обращена к телу, душа начинает жить телесными потребностями, желаниями и удовольствиями. Жизнь человека, оторванная от духа становится в этом случае ущербной, и никакие попытки обрести полноту не способны увенчаться успехом. Изначально взяв неверное направление жизни, направление отлучающее от полноты бытия, становится невозможно насытить жажду полноты экстенсивным наращиванием частичной, усеченной жизни.
Человек по своей природе может быть назван духовным существом. Конечно, не в том смысле, что дух есть единственная настоящая реальность человека, а в том смысле, что духом определяется его бытие. Человек есть духовное существо в том смысле, что его жизнь всегда соотнесена с законами духовного бытия, – хочет ли этого человек или не хочет. Эти законы вполне объективны, но обращены они к свободной воле человека, они действуют не помимо человека, а в сопряжении с его волей. Не человек решает, каковы эти законы, не во власти человека отменить их действие, эти законы могут быть причиной гибели человека, но при этом действуют они только в соотнесении со свободным волеизъявлением человека. Действие этих законов есть синергия человека и Бога.
Духовная жизнь человека явно имеет религиозный исток, она основывается на чувстве Святыни. Однако в своем развитии духовная жизнь охватывает собой, – по крайней мере, призвана охватывать собой – всю жизнь человека. Наиболее значимые формы духовной деятельности – научное познание, нравственное самоопределение, художественное творчество – соответствуют фундаментальным духовным ценностям Истины, Добра и Красоты. Глубокая связь этих ценностей, особенно ясно открывающаяся на высших ступенях духовной жизни отмечена уже в глубокой древности. И действительно, познание ли Истины, следование ли Добру, творение ли Красоты сопровождается обнаружением в своем особом предмете черт всей этой триады. Возрастая в устремленности к какому-то одному аспекту этого триединства, человек вступает в единение со всей его полнотой. Однако указанными тремя аспектами полнота духовной сферы деятельности, как и полнота опознаваемого в духовной жизни Предмета не исчерпывается. Прежде всего, следует признать, что религиозный акт образует в логическом смысле основу, как, несомненно, и исторически предшествует науке, морали и искусству. Логической и исторической предпосылкой всех этих форм духовной жизни является способность к переживанию Святыни.
Истина, Добро и Красота значимы для человека как ценности, имеющие собственную уникальную духовную перспективу, открывающие человеку различные способы движения духа, но так же как свойственно им взаимно обогащаться чертами друг друга, так все они необходимо имеют в себе черты Святыни. Каждая из этих ценностей выступает как предмет служения, как источник чувства благоговения, каждая из них может быть понята как форма почитания Святыни. Святыня, как ценность, не покрывая собой уникального своеобразия вышеназванной триады, характеризует каждую из этих ценностей и всю триаду целиком как знак связи с онтологически высшим. Находясь, в качестве момента их ценностной значимости, в единстве с Истиной, Добром и Красотой, Святыня может являться в то же время и вполне самостоятельным предметом духовно-ценностной установки человека. В качестве таковой, она образует особую предметность религиозной жизни.
Философия, несомненно, относится к числу наиболее прямых выражений духовной природы человека, а кроме того, она занимает в рамках духовной жизни особое место. Философское мышление теснейшим образом связано со всеми духовными проявлениями человека, но само оно возникает из неких особых запросов человеческого духа, в той или иной мере присущих человеку необходимо. Та духовная ценность, которая является определяющей для философии, на наш взгляд, может быть обозначена как «Мудрость», не случайно именно «любовью к мудрости» это занятие названо изначально. За время, прошедшее со времен Пифагора, философию в разные времена пытались истолковать по-разному, подчиняя ее нравственности или религии, понимая ее как высшую науку или особого рода искусство, выделяя в ней методологический или педагогический, созерцательный или деятельный, умозрительный или эмпирический аспекты. Существенно различным был и остается облик философии, но при всем этом, на наш взгляд, вполне можно определить смысл всякой философии во всех различных ее формах и интерпретациях именно как взыскание мудрости.
Мудростью именуется знание и мышление предельно высокого уровня, некое ведение, понимающее проникновение в суть вещей и мира в целом, некая всеохватность мысли, которая, тем не менее, не расплывается в неопределенность, а напротив обретает в этой всеохватности предельную ясность и концентрацию. Мудрость также связана и с триадой Истины, Добра и Красоты, и со Святыней: отправляясь от любой из этих ценностей, духовно возрастая в устремленности к любой из них, человек способен восходить к Мудрости, открывая для себя эту новую грань жизни духа. Деятельность ученого или поэта, нравственное самосовершенствование или углубленная религиозная жизнь с разных сторон, но в равной мере способны возводить человека к причастию Мудрости и быть началом философии. Переживание определенной причастности к Мудрости составляет необходимый элемент всякой духовной жизни, и в этом смысле философская способность неотъемлема от человека, философичность в большей или меньшей степени (в зависимости от степени духовной активности) присутствует в бытии человека всегда. Если же взыскание именно Мудрости, как таковой, делается главным мотивом духовного движения человека, он вступает на стезю собственно философии.
Понятие Святыни и переживание соотнесенности с ней образует исток и начало духовной жизни, а также, в качестве неотъемлемого аспекта отношения ко всякой духовной ценности, пронизывает всю духовную сферу. Мудрость же есть та ценность, которая открывается в процессе и в итоге всякой духовной деятельности, неотъемлемый аспект того духовного совершенства, которое обретается на различных путях духовной жизни, в качестве же духовного блага самостоятельно значимого для человека, она составляет предмет философии.