§ 4. Нравственный долг в жизни человека
Нравственность существует в форме долга. Нравственное сознание и нравственная жизнь проявляется там, где человек говорит сам себе: «Я должен это сделать» (это есть нравственное сознание). Или он особо ни о чем не говорит, а просто действует, исходя из чувства долга (это есть нравственная жизнь). Лучше всего, конечно, и то, и другое: иметь ясные продуманные понятия и жить в соответствии с ними.
Нравственность представляет собой одно из радикальных отличий человека от животного мира. Для животного существует два реальных критерия для того, чтобы делать или не делать что-то: «могу – не могу» и «хочу – не хочу». Их сочетаниями определяется вся его жизнь. Если животное чего-то хочет и может, – оно это делает. Если чего-то хочет, но не может, – не очень-то и пытается и вскоре оставляет безуспешные попытки. Если что-то оно может, но не хочет, – равнодушно проходит мимо. А то, что не хочет и не может, – просто его никак не касается.
У человека, кроме всего этого, есть еще такая реальность, как «должен» и «нельзя». Допустим, я чего-то хочу и могу это сделать, но при этом может быть нельзя, – и это тоже часть той реальности, с которой я имею дело. Как я буду поступать, от меня зависит. Запрещу ли я себе это действие, исполняя требования нравственного долга, или же я переступлю через эти требования, – это решать мне. А бывает порой что-то такое, чего я не хочу (а может быть, даже и не могу) делать, но я должен это сделать, – и как же я поступлю? Человек в таких случаях достаточно часто делает выбор в пользу долга.
Откуда он взялся, этот нравственный долг и что он из себя представляет? Нравственный долг – это долг перед кем, перед чем? На этот вопрос есть два популярных ответа, ни один из которых не может нас удовлетворить.
Нравственный долг – это долг перед самим собой… Что-то правильное в этих словах есть, – но как можно их принять всерьез? Как мог у меня появиться долг передо мной же самим, как это я сам себе задолжал? И даже если такая нелепость все-таки случилась, если я сам себе оказался что-то должен, – что мне помешает себе самому этот долг простить? Если я сам себе правила устанавливаю, сам решаю им следовать и сам с себя спрашиваю за их исполнение, то – какие могут быть у меня проблемы? Я в любой момент могу эти правила поменять, сделать из них исключение или просто – не слишком строго с себя спрашивать.
Такой стиль жизни встречается у людей, – так многие живут. Но означает это именно безнравственную жизнь, а вовсе не раскрывает смысл нравственного долга.
Нравственный долг как раз означает, что не я сам себе придумываю правила и сам себе простить их нарушение не могу. Если «долг перед самим собой» понимать в смысле «долг перед совестью», тогда другое дело. Совесть – это не я. Я своей совести указывать не могу, напротив, это она мне указывает. Я могу ее слушаться или поступать вопреки ее требованиям, но то, что она мне говорит, я никак не могу изменить.
Но тогда возникает следующий вопрос: а что же такое «совесть»? Мы к этому вопросу еще вернемся, а пока – второй вариант объяснения нравственного долга и всей вообще нравственности.
Нравственный долг – это долг перед обществом… И это снова неправда, хотя и в этих словах что-то правильное, может быть, и есть.
Разве общество вправе требовать от человека исполнения нравственного долга? Нет, конечно. Какое общество может требовать от меня, чтобы я бескорыстно жертвовал своим временем, имуществом, здоровьем для помощи постороннему человеку?! А нравственный долг этого часто требует. Если, конечно, я нанялся на службу, и в мои служебные обязанности входит спасение людей с риском для жизни, то тогда и начальство, и общество могут от меня требовать такого самопожертвования. Но это уже не просто нравственный долг, это уже долг служебный. Да и то, – героизма требовать от меня никто посторонний не может, этого от меня требует мой нравственный долг.
А бывает ли так, что требования общества и требования совести расходятся? Да, конечно, и это бывает достаточно часто. Как такое может быть, если нравственный долг – это долг перед обществом и, следовательно, то, что мне говорит совесть, это в меня обществом заложено? Может быть, тогда надо сказать, что моя совесть доносит до меня устаревшую редакцию нравственного закона? Ведь если совесть – это голос общества, заложенный в меня воспитанием, а теперь общество чего-то другого требует, то надо совесть менять? – Нет, всем ясно, что в случае расхождений между тем, что говорит общество, и тем, что говорит совесть, более нравственно следовать совести.
Общество само бывает безнравственно, – так как же оно может быть законодателем нравственности? Даже сейчас, когда у каждого человека имеется совесть и нравственные понятия, даже в этих условиях, – чему учит человека реальный опыт жизни в обществе? А учит он очень известным «житейским мудростям»: «не обманешь – не проживешь, наглость – второе счастье, своя рубашка ближе к телу», и так далее. Как же могло общество постепенной практикой жизни выработать нравственные нормы и принципы, если оно именно этой практикой работает на их разрушение?
Общество может, конечно, одобрить нравственный поступок. Но оно может, кстати говоря, и посмеяться над нравственным человеком: дескать, какой глупый! – вместо того, чтобы жить как все, брать то, что плохо лежит, не брезговать средствами, добиваясь своих целей, вместо того, чтобы быть всегда с прибылью, – он сам себе что-то запрещает, ему, дескать, совестно, а вместо того, чтобы шкуру свою спасать, он долг свой выполняет. Хотя, – говорит это бессовестное общество, – нам же от этого лучше, пускай он так и делает, но мы-то не глупцы, мы знаем, как в жизни устраиваться!
Те правила, которые устанавливает общество, могут быть и не плохими, они могут быть даже очень хорошими, но установленное обществом не обязательно нравственно, а нравственные принципы не всегда находят отклик у большинства. Поговорка про то, что «с волками жить по-волчьи выть» отражает определенную сторону жизни, только эта сторона не имеет никакого отношения к нравственности, а иногда бывает и прямо безнравственна.
Общество хранит и передает нравственные понятия, оно представляет собой то социальное пространство, в котором человек может проявить свои нравственные качества, но не оно является автором нравственного закона, и нравственный долг – это долг не перед обществом.
Личность человека является центром нравственной жизни, именно личность имеет сознание нравственного долга, исполняет его или нарушает, но не личность является автором нравственного закона.
А кроме личности и общества, в мире человеческой культуры ничего больше нет. И если ни психология (в широком смысле), ни социальная философия (тоже в любом расширительном смысле) не могут объяснить происхождение и сущность нравственности, то вывод может быть только один. Автором нравственного закона является Бог, нравственный долг – это долг перед Богом.
Насколько тот или иной человек понимает этот факт, – это уже вопрос другой. Является ли человек по своим теоретическим убеждениям верующим или нет, – это тоже вопрос другой. Суть в том, что человек, считающий свои нравственные понятия абсолютно значимыми, человек, верный нравственному долгу и поступающий в соответствии с ним, практически ведет себя так, как если бы он верил в Бога и вечную жизнь за гранью смерти. Очевидно, что условиями возможности нравственной системы координат в практической жизни человека являются «постулаты бессмертия, свободы… и бытия Божьего» и «эти постулаты не теоретические догмы, а предположения в необходимо практическом отношении»[1]. Когда человек судит о собственных или о чьих-то поступках в нравственных категориях, он тем самым соотносит реальность с понятием Добра как высшего блага, «но это благо невозможно без допущения трех теоретических понятий… а именно понятий свободы, бессмертия и Бога»[2].
Это можно еще проиллюстрировать следующим образом. В уже нами упомянутом романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» брат Иван додумался до потрясшей его истины: «Если Бога нет, то все позволено».
Это ведь правда: если ничего свыше нет, если все, что есть, сводится к земным обстоятельствам, то тогда, действительно, все позволено: хочешь и можешь, – делай. Откуда тогда возьмется «нельзя»? Тогда вопрос только в том, смогу ли я сделать то, что мне захотелось, хватит ли у меня на это сил и посмею ли я это сделать. Откуда тогда может взяться какой-то долг? Тогда речь может идти только о желаниях и интересах: захочется мне кому-то помочь или выгодно мне это, – помогу, а если нет, так и наплевать мне на все и на всех!
Но правда заключается в том, что не все позволено. Сознание долга имеет всякий человек и голос совести звучит в каждом, даже если человек уже привык не обращать на него внимания. Ребенку (да и взрослому человеку) порой указывают: «Тебе должно быть за это стыдно!» Но что такое стыд, как он переживается, – этому никто никого не учит, этому и научить невозможно. Человеку изначально дана способность испытывать жгучий стыд за неправильные поступки, а воспитание только создает условия, чтобы эта способность в человеке раскрылась. А кроме того, воспитывая ребенка, его учат этой способностью пользоваться, объясняя, чего надо стыдиться, а чего стыдиться не надо.
Если Бога нет, то все позволено. А это неверно, что все позволено. Значит, неверно, что Бога нет. Это абсолютно логичный вывод из данных посылок. Если они истинны, то и вывод, сделанный из них, истинен.
Авторы учебно-методического пособия «Теория и технологии воспитания сотрудников органов внутренних дел Российской Федерации» отмечают: «Духовность основана на вере в Бога, и эта вера, живущая в человеке, есть его двигатель на пути к высоким идеалам. Духовный человек, живущий по Божественным заповедям, не может быть безнравственным, таким образом, нравственность вытекает из духовности»[3].
Как же с этой точки зрения определить совесть? Совесть – это врожденная человеку способность осознавать и переживать нравственный закон, данный Богом.
Широко известны слова И. Канта: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, – это звездное небо надо мной и моральный закон во мне»[4]. Будет полезно проследить дальнейшие рассуждения великого философа и попробовать понять, что же означают для человека эти две потрясающие душу вещи, поскольку здесь в сжатой форме выражена вся противоречивая сущность человеческого существования.
«Первый взгляд на бесчисленное множество миров как бы уничтожает мое значение как животной твари, которая снова должна отдать планете (только точке во вселенной) ту материю, из которой она возникла, после того как эта материя короткое время неизвестно каким образом была наделена жизненной силой, – пишет далее И. Кант. – Второй, напротив, бесконечно возвышает мою ценность как мыслящего существа, через мою личность, в которой моральный закон открывает мне жизнь, независимую от животной природы и даже от всего чувственно воспринимаемого мира»[5].
Повторим еще раз мысль И. Канта: взгляд на человека как на нравственное существо бесконечно возвышает его ценность, поскольку открывает человеческой личности возможность такой жизни, которая свободна от биологической и социальной обусловленности, такой жизни, в которой человек способен свободно относиться ко всему чувственно воспринимаемому миру. Весь мир – человеку не указ, если человек живет по совести, а человек реально способен так жить.
Нравственный закон существует столь же объективно, как и законы физического мира. Но это духовный закон и его действие распространяется только на человека, как духовное существо. Не учитывая в своей деятельности законов физического мира, человек обязательно покалечится, а может быть, и погибнет очень быстро. Не учитывая требований нравственного закона, то есть, поступая против совести, человек тоже неизбежно калечит себя. А живя в соответствии с нравственным законом, человек обретает настоящее человеческое достоинство и бесконечное величие.
[1] Кант И. Соч.: в 6 т. Т. 4. Ч. 1. М.: Мысль, 1965. С. 466.
[2] Там же. С. 468.
[3] Теория и технологии воспитания сотрудников органов внутренних дел Российской Федерации: учеб.-метод. пособие / под ред. Н.В. Сердюк. М.: Акад. управления МВД России, 2017. С. 22.
[4] Кант И. Соч.: в 6 т. Т. 4. Ч. 1. С. 499.
[5] Там же. С. 500.