Глава 2. Духовно-нравственные основы обеспечения
национальной безопасности России
§ 1. Исторические духовно-ценностные основы российской цивилизации
Проблемы обеспечения национальной безопасности России в мировоззренческом плане предполагают не только осознание существующих угроз и вызовов, которые предъявляет нашему обществу современная геополитическая ситуация, но и формирование позитивной программы действий по реализации собственного российского мировоззренческого проекта. Такая работа велась на протяжении всей истории Российского государства.
В качестве исходной точки формирования русского государства и русской культуры правильнее всего взять «Крещение Руси». Эта «исходная точка», конечно, во многом условна: «Крещение Руси» – это не момент, а процесс, занимающий несколько столетий, а этнические и культурные основы «русского мира» имеют предпосылки, уходящие, как минимум, к началу христианского летоисчисления, притом эти основы претерпевали в русской истории определенные изменения. Однако выбор такой исходной точки исторически и культурно весьма оправдан, поскольку именно в связи с принятием христианства Древней Русью начинается процесс ее культурного и геополитического становления.
Исходная почва для укоренения христианства была у восточнославянских племен общей с западными их собратьями: одна письменная система, разработанная и привитая усилиями Мефодия и Кирилла, одни и те же священные тексты, понятные без перевода представителю любого славянского племени и укреплявшие самим фактом своего существования языковое единство славянского мира. Были, казалось бы, все предпосылки к тому, чтобы земли, населяемые восточными славянами, вошли в единое духовное и культурное пространство Европы. Однако в это пространство вошли только западнославянские племена и народности, а русские земли обособились от Западной Европы, сохранив с ней живую связь, но повернувшись в своем духовном и культурном развитии на христианский Восток, к Византии.
Вряд ли причиной этого могла быть какая-то бытовая близость или хотя бы симпатия к Византийской империи: восточная культура была гораздо более чуждой для славянских племен, чем западная, как по языку, так и по обычаям и быту. В принятии веры из Византии проявилась, во-первых, духовная созвучность восточного православного христианства менталитету русичей, а во-вторых, – пока еще подспудное противопоставление себя складывающейся западноевропейской культуре. А кроме того, в таком шаге можно видеть и проявление воли к полной культурной и геополитической самостоятельности. Духовная зависимость от Европы, с которой географически Русь составляла одно, казалось бы, нераздельное континентальное пространство, означала бы полную европеизацию жизни. Духовная зависимость от Византии, отделенной от русских земель морем, давала полную возможность зарождающейся русской цивилизации развиваться на самобытных основах.
Не менее значимый момент русской истории связан с тем геополитическим выбором, который выпал на долю благоверного князя Александра Невского. Русь в первой половине XIII века оказалась между двух огней: с Востока хлынули монгольские полчища, а с Запада набрали силу крестовые походы. Воевать одновременно на два фронта, тем более против таких мощных противников было, конечно, немыслимо, и с кем-то из них необходимо было заключать перемирие путем уступок. Опять-таки, казалось бы, все предпосылки имелись к тому, чтобы вступить в союз с Западом, – хоть и католическим, но все-таки христианским, более развитым в культурном отношении, чем Русь, и уж тем более, чем монгольская орда. Вся житейская материальная логика подталкивала именно к такому решению. Однако Александр Невский избрал прямо противоположный путь: он всеми силами и средствами замирял Золотую Орду, с риском для собственной жизни ездил на поклон к ханам, добивался от русских княжеств покорности ханской воле, собирал и отправлял требуемую дань, но в то же время вел непримиримую борьбу со шведскими и немецкими рыцарями, категорически отвергая любые предложения о союзе.
Такая парадоксальная, на первый взгляд, позиция объясняется просто: монголы просто требовали материальной дани под угрозой набегов, но они не имели ни желания, ни возможности вмешиваться в государственную и духовную жизнь русских людей и навязывать свои формы жизни. Иначе вели себя крестоносцы. Целью крестовых походов в отношении православных народов было приведение их под духовную власть папы римского и включение их в единое культурное и политическое пространство Европы. Геополитический выбор, сделанный Александром Невским, позволил не просто сохранить самобытные духовные предпосылки развития русской культуры, но и предопределил вектор территориального расширения русских земель на восток. В условиях политической несвободы и экономического порабощения, под властью Золотой Орды, при постоянной угрозе новых набегов, к концу XV века вызрела российская государственность, заявившая о себе как вполне самостоятельная ни на кого не похожая сила мировой истории.
К концу XV века на Руси формируется идея, и даже целая идеология, наиболее известную формулировку которой дал учительный старец Псковского Елеазарова монастыря Филофей в посланиях к великим князьям Василию III и Иоанну IV Грозному. Согласно этим посланиям, Церковь православная, символически изображенная в Откровении Иоанна Богослова как «жена, облеченная в солнце», убегающая от преследующего ее дракона в пустыню, сначала бежала из старого Рима в Новый Рим, Константинополь. А затем, после того, как под политическим и военным нажимом Запада Константинопольский патриархат подчинился власти папы римского (Флорентийская уния), Церковь истинная «паки в третий Рим бежа, иже есть в новую великую Русию». Духовный центр мировой истории перемещается, таким образом, в Москву: «Вся христианская царства снидошася в твое едино, – пишет старец Филофей московскому князю Василию III, – яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти; твое христианское царство инем не останеся... Един ты во всей поднебесной христианом царь».
Так называемая «теория о Москве – Третьем Риме» сыграла в русской истории далеко не однозначную роль, однако она, несомненно, представляет собой сознательно выстроенное обоснование особой миссии России в мировой истории. Особенностью исторического процесса является то, что существующее в обществе понимание истории является одним из наиболее значимых факторов, реально делающих историю. Когда Россия в конце XV и в XVI веке вышла на арену мировой истории, она осознавала себя в этой истории Третьим Римом, в который «вся христианская царства снидошася» и который ответственен не только за собственную внутреннюю жизнь, но и за судьбы мира. Такое историческое сознание порой оборачивалось гордыней, оно явилось одной из внутренних пружин трагического для русской истории старообрядческого раскола XVII века, однако именно оно двигало русскую историю и формировало русский менталитет, – игнорируя этот фактор, по-настоящему понять что-нибудь в истории и культуре России не получится. Если «Крещение Руси» образует исходную точку русской истории, то провозглашение Москвы «Третьим Римом» знаменует наступление зрелости русского духа во всех отношениях: идейном, государственном, культурном, общественном, – именно с конца XV века начинается история российского государства и лежащей в его основе «русской идеологии».
Излагая историю этой «русской идеологии», невозможно обойти молчанием ни один из ее кризисных, и тем самым ключевых моментов. Смутное время начала XVII века стало первым серьезным испытанием российской государственности не только на политическую и военную, но и на идеологическую прочность. Под угрозой снова, как и во времена Александра Невского, оказалась сама Русь, как таковая, как особый цивилизационный проект. Но есть и огромная разница между ситуациями начала XIII и начала XVII веков. В эпоху Александра русские земли были раздроблены и не имели объединяющей идеи, дело шло, собственно говоря, о «спасении будущего», то есть об обеспечении возможности формирования самобытной русской цивилизации. В эпоху же русской Смуты XVII века внешний враг посягал уже не просто на территорию, а на сложившуюся централизованную государственность.
Окончание Смуты ознаменовалось явственным выражением этого единства в виде народного ополчения Минина и Пожарского, очистившего Москву и Русь от интервентов, и последующего Земского собора, присягнувшего на верность избранному царю. В избрании Михаила Романова на царство было явлено небывалое доселе единство народной воли и государственного самоопределения.
Испытание на прочность, пережитое русской цивилизацией в период Смутного времени, было связано, прежде всего, с внешним давлением и было спровоцировано тогдашней политической обстановкой. Однако российская государственность и «русская идеология» в своем дальнейшем историческом развитии прошли и через целый ряд собственных внутренних кризисов.
Первым таким существенным кризисом явился уже упомянутый выше старообрядческий раскол. Парадоксальным образом именно теория Москвы – Третьего Рима вдохновляла в нем обе конфликтующие стороны. Противники церковной реформы патриарха Никона стояли на том, что всюду в мире христианская вера уже безвозвратно испорчена, и только Московская Русь, – Третий и последний «Рим», – является хранительницей неповрежденной истины. Однако и реформа, проведенная патриархом Никоном, вдохновлялась мечтой о вселенском значении Москвы как Третьего Рима и Нового Иерусалима. Именно для явственного выражения мысли о центральном положении Москвы в христианском мире Никон стремился достичь единообразия в богослужебных текстах и обрядах. Исходная идея у сторонников и противников реформы была одна и та же, но выводы делались диаметрально противоположные.
Значение раскола для русской культуры весьма неоднозначно. С одной стороны, он представляет собой несомненную трагедию, по существу – гражданскую войну, в которой расколотое общество терзало само себя. В раскол ушли люди, для которых вера и народные традиции не были пустым звуком, мировоззрение которых ярко выражало и утверждало русскую культурную самобытность, а кроме того, это были люди, готовые отстаивать свои убеждения до конца, пойти за них на лишения и даже на смерть. Но с другой стороны, как уже было отмечено выше, официальная церковная власть, осуществившая реформу, действовала тоже в логике «русской идеологии», которая предполагает универсализм, идею всемирно-исторического призвания России. В раскол ушла наиболее консервативная часть русского общества, – консервативного как в позитивном, так и в негативном смысле. Позитивный момент отмечен выше, а негативный смысл старообрядческого консерватизма можно определить как недоверие к мысли и к творчеству.
Перелом, начатый церковной реформой, был продолжен реформами Петра I. Личности и события такого масштаба не поддаются однозначной оценке, а потому необходимо снова, – как и в случае с расколом, – выделить две стороны в идеологии петровских реформ. Как и в предыдущем случае, они не противоречат друг другу, но фиксируют противоположные по направлению тенденции.
Во-первых, нельзя не видеть, что реформы Петра носили антирусский характер, как по целям, так и по методам. Целью Петра было покончить с русской стариной и сделать из России европейскую державу. Методы, которыми он проводил в жизнь свои замыслы, были намеренно радикальными, разрушающими, они были нацелены не на модернизацию, а на революцию, не на то, чтобы внести в существующий уклад жизни нечто новое и придать ему динамику, а на то, чтобы его отменить и заменить принципиально иными формами общественного бытия.
Во-вторых, очевидно и другое: Петр I действовал не просто в интересах России, он действовал и в духе России, – та идея России, которая вдохновляла и вела его, была вовсе не западного, а чисто русского происхождения. Это была своеобразная модификация теории о Москве как Третьем Риме, а сформулировать эту идею можно так: Санкт-Петербург – столица Европы, то есть центр цивилизованного культурного мира. Речь шла не о том, чтобы поставить Россию «в ряд» европейских государств, а о том, чтобы возглавить европейскую цивилизацию. Нельзя сказать, чтобы этот цивилизационный проект Петра I совсем не удался: Санкт-Петербург – это, возможно, самый европейский город во всей Европе; Россия со времен Петра уже триста лет играет одну из ведущих ролей в европейской и мировой политике; русская культура ничем не уступает европейской.
Начиная с петровских реформ, Россия развивалась под знаком имперской идеи. Первые подходы к ее выражению можно видеть и в предшествующих периодах русской истории, – в той же теории «Москвы –Третьего Рима». Идея империи – это идея собирания разных народов под единой наднациональной государственной властью, опирающейся на духовное единство людей и символизирующей это духовное единство. Имперская идея предполагает выход за рамки национальной, этнической и культурной ограниченности, открытость к сосуществованию различных культур, творческое их взаимообогащение.
Российская империя начала собираться, конечно, еще до того, как Петр провозгласил себя императором. Собирание земель вокруг Москвы, учреждение сильной централизованной власти, привлечение европейских специалистов в Россию, покорение Казанского и Астраханского ханств, освоение Сибири и проникновение на Дальний Восток, – все эти события и процессы относятся к эпохе Московского царства. Однако именно эпоха Петра, его радикальные реформы реализовали идею империи и дали мощный импульс имперскому развитию России.
Еще одним радикальным шагом Петра I, имевшим самые тяжелые последствия в русской истории, стала проведенная им церковная реформа, в результате которой было упразднено патриаршее управление Русской церковью, и учрежден Святейший синод, возглавляемый чиновником, обер-прокурором. Церковь была, таким образом, лишена организационной самостоятельности и поставлена в положение государственного министерства. Взаимоотношения церкви и государства по времена Российской империи представляют собой тяжелый урок как для той, так и для другой стороны этих отношений.
В православной церкви никогда не были сильно выражены стремления к обретению светской власти, столь свойственные католичеству. В то же время стремление к сотрудничеству со светской властью проявлялось очень явно, эта традиция тесного сотрудничества с государственной властью была заложена еще Византией и получила богатое продолжение в русской истории. После реформы Петра I церковь оказалась полностью подчинена государству, и опыт двухсот лет так называемого «синодального периода», на протяжении которого она была «государственной религией», должен рассматриваться ею как тяжелый урок о недопустимости такого статуса. Обретя внешнее великолепие и войдя в рамки официального протокола государственной жизни, церковь сильно подорвала свои возможности духовного и нравственного влияния на государственную и общественную жизнь страны. Именно в качестве государственной религии она оказалась бессильной влиять на государство.
Свой тяжелый урок получило и российское государство: сделав православное христианство государственной идеологией, оно в результате подорвало свои духовно-нравственные основы. Попытавшись поставить церковь себе на службу, оно лишилось опоры на ее духовный ресурс. Только независимые, свободные отношения с государственной властью могут обеспечить церкви достойный социальный статус, духовно-нравственный авторитет в глазах общества, только таким путем церковь способна реально быть консолидирующей общественной силой, и вследствие этого быть опорой для государства, – если, конечно, государство пожелает опереться на такую независимую от него силу. Зависимая церковь быть опорой для государства не может.
XIX век в истории России стал, с одной стороны, временем выдающихся успехов и достижений, а с другой, – эпохой разрушения основ государственной и общественной жизни. Говоря об этом времени, принято называть его «золотым веком» России, и тому есть определенные основания: государственное могущество Российской империи, ее ведущая роль в европейской политике, мощное развитие русской культуры в самых разных формах – литература, музыка, живопись, театр, балет, наука, техника, общественные реформы. Россия, действительно, стала в XIX веке геополитическим и культурным явлением мирового значения, сформировавшись, как о том мечтал Петр I, не просто европейской державой, а одной из главных мировых сил, без участия которой не решался ни один сколько-нибудь значимый вопрос мировой политики. И все-таки закончилась эта эпоха грандиозной катастрофой революции и гражданской войны. Эту трагедию невозможно объяснить случайными причинами, нельзя ее объяснить также и только факторами социального и экономического порядка.
На протяжении всего XIX века происходила непрерывная работа по размыванию идейных основ российской государственности. Начало этому процессу положило выступление декабристов. Руководители и члены тайных обществ были, несомненно, людьми честными и желали блага России, вот только что такое Россия, они уже явно не понимали. По прошествии XVIII века образованная благородная часть русского общества оказалась оторванной от русских начал жизни, образовав отдельный мир со своей культурой. Всем революционным движением, начиная с масонства декабристов и вплоть до большевистской идеологии начала XX века, – всеми этими деятелями интересы России в расчет не принимались. Революционная идеология всегда вдохновлялась другими интересами, которые предполагалось реализовать на территории России: интересы масонства, интересы европейского просвещения, интересы социализма, либерализма и т.д., более того, не только радикальные революционеры, но и более умеренные «передовые люди» России в XIX веке оказались почти целиком под влиянием западных идеологий.
Исключение из этого правила составляла группа мыслителей, которых принято именовать славянофилами. Это направление мысли сформировалось в 30-е и 40-е годы XIX века, его суть состоит в отстаивании права России на собственный исторический путь развития. Славянофилы были европейски образованными людьми и европейскую культуру знали из первых рук, они высоко оценивали ее значимость, но это не мешало им видеть и утверждать цивилизационную самобытность России. Основу этой самобытности составляют славянский национальный характер и православная вера. Русский народ сложился из множества племен и народностей, но основу его составили славянские племена. Русская культура прошла сложный путь развития, испытала множество влияний, но у истока этого развития стояла православная вера и эта вера была постоянным действующим фактором на протяжении всей истории России. Славянофилы основывали свое понимание истории на том, что определенную историческую самобытность имеет каждый народ, даже и в рамках европейской цивилизации, а Россия в культурно-историческом смысле вовсе стоит особняком от европейского пути развития. Это не мешает иметь тесные культурные контакты с Европой, но история у России своя.
Трагические революционные события начала XX века стали следствием, во-первых, ослабления в народе (особенно в образованной его части) духовных основ русской цивилизации, а во-вторых, – идейной слабости российской власти, ее неспособности дать адекватный ответ на идеологические вызовы времени. Первый революционный приступ 1905 года выявил, с одной стороны, достаточную устойчивость государственной системы России, – государство устояло, революция потерпела поражение, – но, с другой стороны – идеологическое банкротство этой системы, ее неспособность предложить обществу «проект России», альтернативный революционному сценарию. Такого проекта, который опирался бы на исторические традиции российской государственности и при этом был бы открыт для творческого развития новых форм общественной жизни, который бы в новых исторических условиях выражал и реализовывал всемирно-историческое призвание России, – такого проекта российская власть не имела. Те реформы, которые были проведены в ходе революционных событий, были пассивной реакцией на происходящие события, инициатива принадлежала революционной стихии.
Российская государственность пережила достаточно тяжелые революционные годы 1905-1907, а рухнула практически на ровном месте, когда объективно ничто, казалось бы, не предвещало такой катастрофы. Ход первой мировой войны был не слишком благоприятен для России, однако были в ее истории военные ситуации и гораздо тяжелее, тем более что к февралю 1917 года в войне наступил явный перелом в пользу России и ее союзников. Экономическое положение в стране, воюющей третий год, не могло быть безоблачным, но оно было достаточно стабильным: Россия, например, единственная из воюющих стран так и не ввела карточной системы распределения продуктов.
Государственная власть в России в 1917 году упала так легко и быстро, словно не было многих веков ее основательного и мощного существования. Существенные причины этого были указаны выше: идеологическое банкротство властей и размывание традиционных основ жизни в образованном обществе. Именно это «образованное общество» в лице своего политического авангарда получило теперь власть в стране, образовав Временное правительство. Однако, получив власть, деятели Государственной Думы обнаружили свою полную неспособность заниматься реальным управлением, а самое главное – оказались еще большими идейными банкротами, чем царское правительство. Либеральному сознанию этих деятелей представлялось, что самое главное – устранить старую власть и дать гражданам свободу, – а далее рисовались радужные картины народного самоуправления. Выяснилось, что практически все мыслимые свободы были уже даны царскими манифестами, а достигнутая свобода от власти нисколько не пробудила общество к созидательной деятельности, напротив, в атмосфере возникшего безвластия в стране практически вообще прекратилась всякая созидательная деятельность. Тот либеральный проект, который долгие годы вынашивался в «образованном обществе», оказался полностью нежизнеспособен. Либеральные деятели Государственной Думы в 1917 году, собственно говоря, даже не сумели взять власть в свои руки.
В результате октябрьского переворота 1917 года власть взяли в свои руки большевики, установив в скором времени жесткую диктатуру. Идеологический проект большевистской партии не имел, конечно, ничего общего с историческими традициями российской цивилизации, он имел в основе вненациональную, антигосударственную, направленную против любых исторических и культурных традиций коммунистическую утопию. Однако русским народом этот проект был воспринят по-своему. Результатом преломления большевистских идей в народном сознании, а также приспособления этих идей к реальным условиям жизни страны явилась идеология советского государства.
Успех этой идеологии обеспечивался, – помимо воли самих большевиков, – ее созвучием с глубинными идеями, определяющими историческую самобытность и духовный потенциал России. В коммунистической идеологии эти идеи выступили в своем извращенном виде, но именно им эта идеология обязана своим успехом. Прежде всего, речь идет об идее всемирно-исторического призвания русского народа, а также об утверждении социальной правды, справедливости. Сказывались и чисто православные нравственные мотивы: недоверие к богатству, духовное достоинство бедности, жертвенность, обетование, что «будут первые последними, и последние первыми» (Мф. 19:30, 20:16, Мр. 10:31, Лк. 13:30), призыв «если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (Фесс. 3:10).
Первоначальные коммунистические идеи отмены государства, введения всеобщей трудовой повинности и уравнительного распределения вскоре сменились великим проектом построения «первого в мире государства трудящихся», указывающего путь в светлое будущее всем народам Земли, основанного на трудовом энтузиазме масс и на социальной справедливости. Этот проект явно обращался к неким религиозным формам сознания народа, говоря о спасении от зла и несправедливости, о новом мире, в котором жизнь будет совсем не похожа на нашу, о жертвенном служении общему делу, о братстве людей, о всеобщем счастье, – то есть о «царстве Божьем», реализуемом прямо на земле и нашими руками. Коммунистическая идеология уже при своем зарождении имела такой псевдорелигиозный характер, а в России она накладывалась на мессианские настроения, свойственные национальному русскому характеру, и перерастала в горячий религиозный энтузиазм. Именно этот религиозный пафос советской идеологии был причиной жестоких гонений на Церковь: люди, одержимые коммунистической верой, воспринимали веру христианскую как своего злейшего врага.
Проблема Российской империи и причина ее гибели заключалась в неспособности (часто и нежелании) власти и образованной части общества обеспечить себе опору на русскую культурно-историческую традицию. Будучи порождена «русской идеологией» и имея в ней исток своей силы, российская государственность утратила связь с духовными основами русской цивилизации. Проблема же Советского Союза и причина его крушения состояла в том, что он целенаправленно разрушал духовные основы русской цивилизации, декларировал это разрушение как свою идеологическую цель, будучи в то же время обязан всей своей мощью этим русским традициям веры, нравственности, государственности, патриотизма, жертвенного служения, соборного единства. Как только эти традиции удалось, – даже еще не разрушить, но хотя бы размыть, ослабить, – советская идеология рухнула, лишившись опоры.
Идеологическое банкротство было причиной падения самодержавной царской власти, спустя семьдесят лет идеологическое банкротство советской власти стало причиной ее конца. Эта параллель, конечно, не может быть полной, но она вполне оправданна. Никто накануне революции 1917 года и предположить не мог такого быстрого конца Российской империи, а после ее крушения очень многим пришлось горько пожалеть о происшедшем. Точно так же буквально накануне августовских событий 1991 года все были уверены, что советской власти конца не предвидится. Точно также после распада Советского Союза очень многие люди осознали это как катастрофу и заболели ностальгией по советскому времени.
Что же можно сказать в качестве вывода о той «русской идеологии», которая составляет основу исторического существования России? Прежде всего, это сочетание открытости иным культурам с глубокой укорененностью в своем собственном и ни на что другое не похожем ощущении мира и жизни. И то, и другое – это проявления духовной свободы, которая важна для русского гораздо больше, чем свобода формально-внешняя. Быть самим собой и быть открытым для братских отношений с другими, быть верным своей вере и уважать веру чужую, быть самодостаточным и при этом всегда готовым к сотрудничеству, – вот характерные черты этой духовной свободы.
Русский народ сформировался в истории на основе православной веры и любви к России как к своей Родине. Единство в вере и чувство Родины – вот два основных фактора русского народного единства. За многие века русской истории православная вера сформировала особый тип культуры. Она сформировала его из определенного этнического материала в определенных географических, климатических и внешнеполитических условиях, но именно она является духовным истоком российской цивилизационной парадигмы. В современном мире русская культура и российская государственность уже не имеют прямой опоры на православную христианскую веру, но понимание русской культуры и основ российской государственности невозможно без обращения к этим их духовным основам.
Тема Родины и патриотизма заслуживает особого внимания в связи с прояснением нравственных основ службы в органах внутренних дел.